|
Такой метод был больше чем просто плох. Продолжая идти, я размышлял над нелепостью жизни: "Бог мой, до чего же глупо обсасывать непромокаемую одежду в надежде хоть немного утолить жажду". Вдруг лес внезапно преобразился. В нескольких шагах от меня виднелась огромная живая изгородь, за которой угадывалось свободное, залитое светом пространство. Высокие деревья исчезли, уступив место немыслимому сплетению лиан, цветов, водяных растений и орхидей. Сомнения отпали, река рядом. Я устремился было вперед с поспешностью человека, горло которого превратилось в настоящую Сахару, но индеец, медленно отведя рукой зеленый полог, повелительным жестом предложил осторожно следовать за ним. За изгородью все разительно переменилось. Наверху исступленно верещали попугаи и туканы. Колибри распевали над самым ухом, а касики свистели во все горло. Йарурри, осторожно опустив руку мне на плечо, вновь призвал к особой осторожности. Я еще теснее прижался к нему, скорчившись за непроницаемым кустом ауары. К чему столько таинственности? Вода хлюпала у меня под ногами, и жажда от этого становилась еще нестерпимей. "Посмотри!" -- прошептал наконец туземец, неслышно раздвигая ветки колючего кустарника, скрывавшего противоположный берег. Ax! Бог мой! На мгновение я забыл жажду, высушившую все мои слизистые, и с трудом сдержал крик удивления. Над водой, на другой стороне реки, не более чем в пятнадцати метрах от нас, неподвижно сидел великолепный ягуар, вытянув шею и выпустив когти, словно самый обыкновенный кот, подкарауливающий уклейку. Поглощенный этим занятием, он, казалось, даже не подозревал о нашем присутствии, и потому я смог не спеша рассмотреть его. Пусть мои сент-уберские собратья простят меня, но охотник тотчас уступил место натуралисту, и, отбросив возникшую было мысль об убийстве, я смотрел во все глаза на прекрасного зверя, посасывая пулю, чтобы заглушить жажду. Это был редкостный экземпляр. Длина его тела от морды до основания хвоста, по-видимому, составляла сантиметров сто семьдесят, а высота в загривке, как мне показалось, превышала девяносто! Ворс ягуара, тонкий, гибкий, сверкающий, как шелк, местами топорщился, когда нервное сокращение приводило в движение какой-либо из мощных мускулов, рельефно выделявшихся на солнце. Ослепительно-белая шея, грудь, морда, внутренняя сторона ляжек, живот, раковины всегда подвижных ушей -- все переливалось и вызывало восхищение. Часть живота была золотисто-рыжая, усыпанная круглыми пятнышками цвета ржавчины, в центре которых причудливо соединялись две черные точки. Лапа ягуара, застывшая над водой, разжалась как рессора... но поразила лишь пустоту. "Неловкий",-- едва слышно выдохнул индеец и бесшумно засмеялся. |
