– И потому, – Лазарь поднял свой кубок, – хорошо, что мы станем с ними биться в степях, пока далеко от границ, вместо того чтобы позволить им перелиться через горы, словно волнующееся море. Только бы битва принесла мне спокойный сон в гротах королей-духов в Короне Гор.

– Ты сказал, господин, – склонил голову Рареш. – Пью ваше здоровье, король Старой Гнездицы и Скальницы! Владыка Дуба Расхождения. Суверен Подгорицы, будущий победитель мерзкого кагана Горана, триумфатор Рябого поля.

Они вставали по очереди – князья и господа, рыцари и жрецы.

– Надеюсь, – слабо произнес Лазарь, – что вы не скрываете под этим тостом измены. И что все вы, как один муж, броситесь со мною в бой, из которого мы не можем выйти иначе, чем со щитом победы.

Лазарь заглянул в темные глаза Мирчи, поймал пустой взгляд Свана, уперся в единый глаз господаря Подгорицы, смотрел на лица Драгомира, Христина, Домарата, рядом с которым сидели Фулько и мужчина с поседевшими волосами, благородными чертами лица и короткой бородой… Милош из Дружицы. Он тоже поднял кубок за здоровье короля. При этом так сжимал пальцы, что те побелели. Не хотел, чтобы остальные увидели, как они дрожат.

* * *

– Хорошо, что вы здесь…

Чамбор ждал за королевскими стражниками. Племянник по сестре Милоша был высоким юношей со светлыми, по-рыцарски подбритыми волосами, в тесно облегающей клепаной стеганке, с мечом у левого бока и кинжалом у правого. На утепленной одежде у него была куртка с гербом – Ливой, золотой звездой, вписанной в тонкое кольцо полумесяца на синем поле. Рядом с ним стоял лишь один слуга – мрачный усач, который все выполнял неторопливо, зато мало говорил, что нравилось его господину.

– Приветствую вас, дядя, – сказал юноша хриплым, но красивым голосом. Осмотрелся. – Вы одни у короля были? Без ваших людей?

– Пойдем-ка со мной, – кивнул Милош.

Двинулся лагерем, что погружался во тьму. Небо над ними было чистым, выметенным от туч, а останки вечера умирали позади лагеря, за Южным Кругом гор. Там, на выбеленных вершинах, еще царила зима, в то время как на Рябом поле уже начиналась горячая степная весна. Бескрайняя Степь, покрытая холмами и длинными валами взгорий, возрождалась к жизни молодой травой, взлетающими там и сям стаями дроф, тетеревов и куропаток, клиньями гусей, что тянулись днем к горам. Бескрайностью серо-синих просторов и холмов, что ложились под копыта коня как разноцветный ковер.

В лагере царил гомон. Перед шатрами, изукрашенными гербами, с шестами, увенчанными вырезанными из дерева головами коней и диких тварей, горели огни и смоляная щепа в железных корзинах. Между шалашами и палатками порой вырывался сбивающий с мыслей лязг молотков: кузнецы и подмастерья ковали подковы, правили доспехи, шлемы и шишаки, оружейники латали кольчуги и бармицы. Слуги ходили с ведрами, поили лошадей; запах коней, быков и других животных, обещающий погоню, бой и страх, вверчивался в нос, мешаясь с кислым запахом дыма.

– Хочется в бой, дядя, – сказал Чамбор. – Не могу дождаться битвы и трофеев: хунгурских коней, оружия, шатров. Их каган пьет ведь с золота, не из дерева!

– Это твоя первая битва, сыне?

– Я уже опоясан мечом, дядя! Сам палатин Старшей…

– Ты слишком уверен в победе.

– А как иначе, дядя? Как может быть по-другому? Столько рыцарства я не видывал… даже во сне. Разгоним эту босоту, разнесем на четыре стороны Ведды.

– Шпоры тебе, кажется, за глупость дали.

– Как?! Что вы такое говорите? Я ведь побил и повалил Драга – так, что земля затряслась.