В полк левой руки шли хоругви Младшей Лендии. На быстрых конях, шренявитах: стройных, худощавых, с задами как из железа, в нетерпении потряхивающих короткими благородными мордами. В шеренгах тут стояли рыцари в панцирях, чешуйчатой броне и клепаных стеганках.

За ними, в резерве, собиралась гончая хоругвь, а справа и слева, за линиями, полки ленников. Дреговичи с железными масками на лицах. Вооруженные луками, рогатинами и пиками. Рядом с ними – подгоряне на крупных мохнатых конях, в кожанках, шкурах и вооруженные абы как: сулицами, дубинами, кистенями, кривыми мечами, топорами. И монтане – в звериных шкурах, со щитами с узорами из черепов и скелетов да заклинаниями на деревянных табличках, повешенных на груди и шее, – те должны были защищать их лучше кованого железа.

Сзади клубилась пешая челядь и королевская пехота. Они формировали три больших круга, ощетинившихся копьями и взблескивающих топорами. Скандинские наемные дружины в бронированных панцирях и шлемах с полумасками, защищающими глаза. Когда они подняли щиты, образуя стену, можно было подумать, что на серо-коричневом поле расцвело море цветов.

Лазарь остановил Турмана и услышал стук подков о камень. Когда глянул вниз, увидел, что конь стоит на едва видной из-под сбитой травы скальной плите. Покрытый землей, обомшелый символ на ней напоминал распластанную бабочку. Знак Пути Неба. Того, что, выходя из Круга Гор, пересекал Бескрайнюю Степь, ведя на восток, к жестоким странам, откуда века назад Есса вывел ведов. От этого пути остались лишь камни с надписями, которых не понимал никто, и все – неподалеку от Лендии, поскольку в степи они исчезали в пространстве и травах, дальше на востоке засыпанные песками пустынь.

– Светлейший государь! – крикнул задыхающийся гонец.

Король поднял голову. Далеко, на конце широкой равнины, перечеркнутой обильно разлившейся лентой быстрой реки… За пустошью с темно-коричневыми пятнами кустов, из-за которых это место получило свое название Рябое поле, роилась масса – муравейник фигур, сливающихся в неисчислимую толпу, поток, в…

– Орда! – сказал кто-то. – Хунгуры.

* * *

Они не заставили себя ждать. Шли как степной вихрь – огромное, размытое пятно черноты, серости и чего-то бурого, поглощающее покрытую первой весенней травой степь. От него то и дело отсоединялись ватаги и группы – словно облака, то выдвигаясь вперед, то смешиваясь с основной массой. Все видели вздымающиеся над ними знаки: жерди и копья с привязанными огромными пучками волос и странными маленькими шариками. А также величественно реющий стяг с косым крестом – будто разрезанный ножом, скривленный в злой ухмылке рот.

Милош смотрел на замаскированного Баатура, стоявшего позади него с вынутым мечом. Спрятанного за забралом шлема, его было не узнать. У седла хунгура колыхался привязанный к луке кожаный мешок, набитый чем-то округлым.

Орда приближалась. По спинам, покрытым панцирями и доспехами, прошла дрожь; руки сжимали копья, мечи и топоры. Но Милош не чувствовал страха. Еще вчера он знал, что случится.

В ожидании битвы Чамбор закусил губу. Неподвижный как статуя, он сжимал в правой руке копье, а в левой свободно держал поводья. И чувствовал себя подобно статуе: безвольным, частью механизма, что вынес его сюда, на Рябое поле. Он был в земской хоругви Скальницы, пешкой на поле славы, но чем сильнее сжимал копье, подымая его все выше, тем меньше было уверенности. Это не турнир, не посвящение и не первые шпоры; это испытание, окончательное и неумолимое. Всматриваясь в приближающуюся орду, он ждал сигнала к атаке. Мига, что станет длиннее прочих, когда ударившие друг в друга отряды конных распадутся на отдельные схватки; когда с ужасной неминуемостью он увидит напротив себя того единственного, с которым придется скрестить оружие!

Орда пришла как волна, разделяясь на отряды, собравшиеся под древками, украшенными хвостами.