А для народа нашего, больше привычного действовать или толпой, или из засады, получается некая ломка стереотипа. Вот, правда, не знаю, правильно это или нет. А только разглагольствовать на эту тему не стал — просто решил помочь другу. Он-то, собственно, и видел всего, как русские палят из пищалей, построившись в шеренгу, а остальное, похоже, придумал сам.

Вообще-то получалось войско, в чём-то похожее на драгун, как бы я себе представлял. То есть быстро перемещающаяся верхом пехота — сплошь — искусные стрелки-охотники. Или — конные егеря? Потому что арбалеты у всех. А тут — никому не нужная строевая подготовка, атака конной лавой, и индивидуальные навыки рукопашного боя с холодным оружием. Ну да я со своими соображениями не лез. Делал, что велят. Тем более, что как раз по части холодного оружия сам был не на высоте. То есть — если голыми руками, то более-менее. А вот ни с пальмой, ни с клинком, ни с топором у меня против других никаких шансов не было. Но хуже всего обстояли дела с владением бичом — это такая многометровая упругая плеть, концом которой можно крепко поранить противника. Или обезоружить.

Вот эти традиционные техники я и изучал. Как-то подтянулся, конечно, но с теми, кто с детства обучался искусству воина, тягаться мне было трудно.

И ведь что обидно — не так уж это важно при имеющемся оружии. Пулевой арбалет ничуть не хуже фузей времён Наполеоновских войн. Даже лучше — чаще может стрелять, так что тактика его применения должна исключать даже вероятность рукопашной. Ну да ладно — не всё сразу. Тем более, что воевать-то нам и не надо.

Хотя, стрельбу на скаку хоть вперёд, хоть назад, тоже тренировали.

Глава 20. Хлопотная зима

До своего дома на Бытантае добрались уже когда лёг снег. Наш домик содержался в порядке и мы туда вселились, хотя сыновья сразу же перебрались в избы, где обитали подмастерья. К мужчинам присоединились. То есть заявили, что считают себя взрослыми.

Тускул дирижировал производством — всё тут шло также, как и при нас. Только среди помощников много новых лиц. Мы с Айтал не особенно утруждали себя — жили на всём готовеньком и частенько уходили на охоту, порой, на несколько дней. Дочка под присмотром Саты чувствовала себя уверенно и не слишком против этого возражала.

Наши прогулки уводили нас всё дальше на запад — вглубь Верхоянского хребта. Он не очень широкий, насколько я помню, не больше двухсот километров. Кроме того долины замёрзших рек представляют собой относительно удобные дороги и позволяют не чересчур плутать.

Добычу составляли, как правило, горные бараны. Пушной зверь нас не интересовал. Ну да не о добыче речь.

Как-то раз мы довольно быстро вышли на западные склоны гор и у их подножия разглядели стойбище. Был уже третий день странствий и желание провести ночь у камелька мы с супругой высказали единодушно. Тем более, что и расстояние оказалось невелико, и мороз крепчал.

Три юрты из брёвен, обмазанных глиной, загородка с несколькими коровами и пара встретивших нас лаек. Собственно — стойбище, как стойбище. Дымятся трубы. В одной из дверей показалась фигура, махнувшая нам рукой — мол, заходите. Было уже совсем темно — осень на дворе. Мы устали. Прислонили лыжи к наружной стене, убедились, что Вожак нашёл общий язык с местными псами, и нырнули в тепло.

После уюта рубленых изб, освещаемых свечами, ощущение, что мы оказались в пещере, было довольно сильным. Но тут тепло и есть чем подкрепиться — нам подали мелко покрошенное отварное мясо в густой похлёбке с какими-то корешками или травками, а потом указали спальное место — застеленную шкурами площадку под уклоном стены — они, в силу традиций нашего национального зодчества, завалены внутрь.