– Нам бы самим кто рассказал, – ответили ему с ближней ладьи.

Первым заговорил мужчина, выделявшийся богатой одеждой и уверенной осанкой, выдававшей привычку повелевать. На вид ему было около пятидесяти лет, в темно-рыжей, как у большинства смолятичей, бороде светились белые нити седины, а голубоватые глаза, немного навыкате, холодно и твердо смотрели из-под тяжелых морщинистых век. Лицо это показалось Светловою смутно знакомым, но он никак не мог сообразить, где они могли встречаться. На торгу, что ли, видел как-нибудь?

– Мы плывем по торговым делам из Глиногора, держим путь к Славену, – продолжал купеческий старшина, перейдя по ладье ближе к Светловою. – Мы зла никому не сделали, врагов в земле речевинов не имеем. Князь наш Скородум со славенским князем Велемогом в мире живет, а до того отцы их жили. И уж верно князь Скородум не рад будет узнать, что смолятическим гостям по Истиру плавать небезопасно.

– Нет! – решительно ответил ему Светловой, подъехав к самой ладье, так что мог говорить с глиногорцем, не повышая голоса. – Князь Скородум такого не услышит. Когда камень станет плавать, а утиное перо тонуть, тогда Истир будет опасен для смолятических гостей и для всех добрых людей. Никто не смеет обвинять князя Велемога, что он не бережет покой в своей земле!

Старшина окинул Светловоя внимательным и холодным взглядом, приподнял брови в показном недоверии. Светловой вдруг ощутил неприязнь к этому человеку, который был ему обязан, быть может, жизнью, и внезапно усомнился: а стоило ли кидаться в чужую битву и подставлять под клинки голову, не разобравшись? А если разбираться некогда?

– Кто ты такой, удалой витязь, чтобы говорить от имени князя Велемога? – спросил тем временем глиногорец. – В битве ты удал, сами видели, и за помощь мы тебе еще отплатим. Но не много ли ты на себя берешь?

– Не много! – Светловой выпрямился в седле, стараясь не хмуриться от дергающей боли на лбу под повязкой. – Я сын князя Велемога. И я могу сказать от имени отца: никогда мы не допустим, чтобы Истир стал опасен для мирных гостей!

Его собеседник помолчал, прежде чем ответить, пристальным взглядом обшарил лицо Светловоя, словно искал что-то в его чертах.

– Вот оно что! – пробормотал он себе под нос. – Тогда прости мой вопрос, княжич Светловой, и прими еще раз мою благодарность! – громко сказал глиногорец. – Как буду в Славене, так князю Велемогу непременно скажу: сына он вырастил достойного. Ты дозволишь нам плыть дальше?

Светловой хотел кивнуть, но не решился, боясь головокружения.

– Плывите, – стараясь скрыть боль и не кривиться, ответил он. – Ваши ладьи не сильно повреждены? В Лебедине вам помогут – вы скоро его увидите.

– Мы думаем ночевать в Лебедине, – сказал старшина и кивнул в сторону пятерых раненых лиходеев, лежавших на песке. – Не лучше ли тебе будет отдать нам пленных? Нам на ладьях легче их довезти до князя Велемога. Они принадлежат тебе по праву, и я даю слово доставить их твоему отцу.

Светловой задумался ненадолго. Мало радости возиться с пленными, которые в придачу все имели тяжелые ранения и не смогли бы даже сидеть верхом, но отдавать их в чужие руки еще менее приятно. Это была первая битва и первый полон, взятый им, и хотелось довести дело до конца: самому привезти их домой и поставить перед грозным и взыскательным взором отца.

– Видал, какие проворные! – проворчал рядом Преждан. – Чужими руками…

– А больше им ничего не отдать? – осведомился Взорец.