Книги Классика Сергей Есенин Яр страница 55

Изменить размер шрифта - +
 – Гроб делал… Как вспомню, что делаю для Анны, топор из рук валится и рубанок не стругает… Отцапал ведь до самой кости.

 

Анисим решил пождать жену Епишкину. «Пропьет еще все, – думал он. – Баба-то лучше удержит».

 

Через неделю им пришел ответ, что жена Епишкина три года тому назад померла, а оставшаяся вдовой дочь продала все пожитки и едет.

 

«Как же так? – думал Епишка. – Неужели я три года не писал?..»

 

Он как-то состарился, съежился и жалел, что Анисим подписал ему свое имущество.

 

«Охо-хо! – думал он. – Уехал, девке-то десять годов было, уж вдова стала. Вот она какая жисть-то, самому сорок годов стукнуло, а я все думал – тридцать».

 

«Как же она замуж вышла? – спрашивал себя. – И откуда набрали денег, когда присылу не было?.. Впрочем, что же, баба была здоровая, за семерых работать могла…»

 

Через два дня Епишка встретил на телеге молодую бабу и с слезами бросился целовать ее.

 

Старый Анисим сам не одну смахнул слезу. Жалко ему было Епишку… Мыканец он.

 

«И в кого она у меня такая красивая, – думал Епишка, – ни на меня, ни на мать не похожа».

 

– Ты теперь брось пить-то, – говорил Анисим. – А ты, родная, поудерживай его, слаб он…

 

– Дедушка, ей-Богу, одну рюмочку, с радости. Ведь я сейчас словно причастился, весь мир бы обнял, да головы у него нет.

 

Дочь Епишки улыбалась и, налив себе рюмку, почомкалась.

 

– Ты ведь у меня единая, ненаглядная моя. Мы теперь тебе такого жениха сыщем, какой тебе и во сне не снился.

 

Погорбился старый Анисим за эту неделю, щеки ввалились, а подбородок качался, будто шептал.

 

Простился с Епишкой и дочерью его и пошел опять с костылем, сгорбившись еще ниже.

 

– Ты как-нибудь, папаша, лошадь купи, – говорила Марфа отцу, – пахать станем.

 

– Теперь мы с тобой заживем, Марфунька, – говорил Епишка. – Земли у нас много, хлеба много, скота семь голов рогатого, лошадей только, жаль, увели. Недоглядки.

 

Плетется Анисим, на солнце поглядывает, до захода в монастырь надо попасть.

 

По дорожке воронье каркает, гуси в межах на отлет собираются.

 

Пришел в келью, к игумену, пыльный с дороги, постучался.

 

– Благослови, отче… Вернулся. Теперь не пойду.

 

– Ну что, не обмануло тебя сердце твое?

 

– Нет, отче, сноха утонула. Господь меня надоумил сходить… Господь.

 

– Ты отдохни поди, вишь, как выглядишь плохо. А что ж старуха-то твоя не вернулась?

 

– Нима, отче; видно, к угодникам в подножие улеглась. Сильная духом была, знал я, что ей не вернуться.

 

В келью пришел свою, на столе просфора зачерствелая, невынутая.

 

Кусает зубами качающимися, молитву хлебу насущному читает.

 

И опять все как было: на стене скуфья на гвоздике, у окошка на подставочке цветы доморощенные не поливаны.

 

На мешочном тюфяке в дырки солома выбилась, в коричневых выструганных сучьях клопы гнездятся.

 

– Слава тебе, Христе Боже наш, слава тебе.

 

Около рукомойника рушничок висит, покойная сноха вышивала.

Быстрый переход