Оказалось – напрасно. Разом треснул сдвоенный выстрел: и капитан попал, и Котодрал был точен. Змея, получив три унции свинца в башку, замерла, лишь продолжал дергаться опалённый хвост. Солдаты старались держаться от него подальше – даже безголовые змеи куда как опасны. Угальде, опомнившись, тоже отбежал в сторону и, наконец, перезарядил пистолеты.

По исполинскому телу прошла последняя дрожь, и чудовище замерло.

***

Рядом, шагах в десяти от издохшей твари, уходил к своему протестантскому богу Руперт. Уходил, и всё никак у него не получалось. Многопудовая туша мимоходом сшибла Красавчика, сломав тому хребет.

Парень, белый как снег, что-то неразборчиво шептал, скрёб пальцами по земле. Прочие наёмники, позабыв про знатную добычу, стояли вокруг, отводя глаза.

Командиры переглянулись. Англичанин не жилец. Это любому понятно. Мирослав помрачнел, кивнул на дагу…

***

После полудня отряд двинулся в путь. Бодро ступали отдохнувшие кони. Завернутая в наскоро сшитый «саван», покачивалась меж двух лошадок змеиная голова, кровила материю, роняла тягучие капли на пыльный шлях.

Позади страшноватого вьюка ехал финн-хаккапелит, понукал нервничающих лошадей, тряс исколотыми пальцами, морщился. Вот же странная штука жизнь. Иногда куда легче угробить тварюку, чем сшить ей пристойное вместилище!

О Руперте-Красавчике и двоих собратьях-неудачниках, неглубоко зарытых в сухую землю, Магнусс думал с благодарностью. Сберегли товарищи денежку! Доля-то их на прочих поделится.

Глава 4. О вреде горилки и оживлённостях

…Чувствовала, что петля затягивается. Как же не вовремя казак-гуляка к девке вернулся! И ведь не было на то возвращение знака, не рвались нити! Чего стоило подождать да сгубить мерзкого убийцу неспешно, с мукой и пыткой должной?! Поспешила, а ведь истинная месть – она остыть должна, закоченеть! Поздно сожалеть, бежать пора! Искать будут бабу грязную и нелюдимую. Сколько лет мышью облезлой в халупе над берегом просидела? Помогло? Нет, теперь всё иначе пойдет! И что толку было Старую силу без пользы хранить и беречь?

К селу вернулась через двое суток. Еще три дня выжидала годную к большой ворожбе ночь, слуг выбирала да высматривала добычу подходящую...

***

…Тихи украинские ночи, да только случается и иначе.

С громоподобным скрипом входили в землю лопаты, тулумбасами[27]гремели отбрасываемые комья земли, отхекивались загнанным дыхом сами копальщики, грохотали о рёбра колотившиеся в ужасе сердца. Но хуже прочего было лузганье – те «лузг» да «щёлк», словно гвозди в виски вбивала проклятая ведьма. Да когда ж у неё эти семечки гарбузяные кончатся?!

Ведьма сидела на соседней могиле, вольготно откинувшись на покосившийся крест, лузгала, сплёвывая в траву светлую шелуху, да всё подтыкала под сраку подол. И то правда – промозглая ночь выдалась. Вон, ялынка[28], которую с могилки вырвали, уже иголками поникнуть успела. Не спасла колючая от нечисти. Или от того и поникла, что бессильной оказалась? Кто знает…

Раньше Хома думал, что в адовом пекле не продохнуть – вроде куховарни пополам с кузней – везде жара, волосья трещат, грешники в котлах пузырятся, Богородицу с апостолами поминая. Оказалось, ещё паршивее в аду. Пот со лба капает, а по спине мороз вьётся…

Углубились по грудь, вот-вот до гроба лопаты дойдут, а всё одно взгляд в спину страшнее. И то дияволово «лузг-щёлк», от коего сердце через горло выпрыгнуть норовит. Ох, ты ж божечки…

На молитву язык не поворачивался: тут же будто замороженное конское яблоко в горло вбивалось и этак претуго, что и не вздохнешь.