– Я знаю, сколько у вас дел, поэтому покажите мне нужного человека, и я не стану вас более задерживать.

– Вон он, – сказал Мур, указав на огромного мужчину, сидевшего ко мне спиной. – Тот, что крупный.

Назвать его крупным было все равно что назвать Флит‑дитч дурно пахнущей. Он был массивен, и я даже по виду сзади понимал, что массу эту составляют мышцы, а не жир. Камзол буквально трещал на его широкой спине и плечах. Его шея была толще, чем мое бедро.

Напомню читателю, что в течение нескольких лет я зарабатывал на жизнь кулачным боем. В описываемое время я уже ушел с ринга, но по‑прежнему был в неплохой форме. Однако передо мной был человек, по сравнению с которым я казался тщедушным слабаком. Он сидел один, склонившись над какими‑то бумагами, и сжимал перо с такой силой, будто задался целью его сломать.

Я ждал, пока он обратит на меня внимание, но, поскольку он меня не замечал, я громко откашлялся.

– Простите мою назойливость, мистер Догмилл. Меня зовут Бенджамин Уивер. Не могли бы вы уделить мне минуту внимания. Я хотел бы поговорить с вами о грузчиках из доков Уоппинга.

Догмилл перестал писать и приподнял голову, но не взглянул на меня. У него было широкоскулое круглое лицо. Он выглядел человеком, который обладает недюжинной силой благодаря тренировкам и поэтому слишком много ест. Тело у подобных людей, как правило, мускулисто, но лицо может быть пухлым и мягким.

Я не знал, как расценивать его молчание, поэтому решил взять быка за рога.

– Ко мне обратился священник, некий мистер Аффорд, который получал угрозы за свои речи о необходимости улучшить условия жизни грузчиков Уоппинга. Поскольку значительная часть этих грузчиков находится у вас в услужении, я подумал, может быть, вам что‑то известно об этом инциденте.

Не поднимая на меня глаз, Догмилл повернулся.

– Мур! – позвал он тоном хозяина, недовольного слугой.

Протиравший посуду владелец кофейни бросил тряпку с кружкой и подбежал к нему:

– Слушаю вас, мистер Догмилл.

– Какой‑то негодяй нарушает мой покой. – Он швырнул Муру монету. – Прогони его и проучи за дерзость к тем, кто выше положением.

Догмилл вернулся к своим бумагам. Мур застыл с монетой, словно поймал бабочку и не решался ни раздавить, ни спугнуть ее. Наконец он зажал монету в кулаке и схватил меня за руку.

– Пошли, – сказал он и подтолкнул меня.

– Да, и объясни ему, Мур, – сказал Догмилл, не поднимая глаз, – что, если он вздумает заговорить со мной еще раз, я переломаю ему руки так, что ни один врач не поможет. Объясни, да подоходчивее.

Поняв, что речь окончена, Мур снова подтолкнул меня. Я хотел сказать Догмиллу, что он может попробовать переломать мне руки в любое удобное для него время, но придержал язык. Мне это вряд ли помогло бы, и я не хотел ставить в затруднительное положение Мура. Он лишь пытался сохранить свое лицо перед клиентом и, выбирая между мной и Догмиллом, сделал, безусловно, правильный выбор. Со мной он мог объясниться и знал, что я не стану таить на него зла. Догмилл же не был похож на человека, от которого можно увильнуть.

Когда мы вышли на улицу, я заметил, что лицо у него пылает.

– Мне очень жаль, мистер Уивер, но я и подумать не мог, что он вас невзлюбит. Когда мистеру Догмиллу кто‑то не нравится, он может быть ужасен.

– А что насчет сломанных рук и прочего?

– Это не просто угроза. Он так обошелся с одним биржевым маклером, который его обманул. Теперь этот человек не может и пера удержать в руках. И он не церемонится с теми, кто причиняет ему неудобство. Однажды я видел, как он ударил по лицу шлюху, которая стала расстегивать ему штаны, когда он сказал, что хочет, чтобы его оставили в покое.