– Он повернулся ко мне спиной – думаю, чтобы показать свое доверие, – и нашел тряпицу, которую бросил мне, вероятно, чтобы я стер кровь с шеи.
– А теперь, – сказал он, поднимая с пола оловянный кубок, – давай действительно выпьем портвейну.
Вскоре мы сидели друг напротив друга, с раскрасневшимися от жара камина лицами, и беседовали, словно два приятеля.
– Я говорил Уайльду, что ты вряд ли придешь на встречу с ним, – сказал Мендес с довольной ухмылкой, – но он утверждал, что как только ты увидишь объявление, прибежишь. Похоже, он был прав. На самом деле он хотел только сообщить тебе кое‑что, а в твоем нынешнем положении найти тебя нелегко.
У меня не было никаких сожалений по этому поводу. Бывало, когда Уайльду надо было со мной поговорить, он посылал своих людей, которые избивали меня и приводили к нему силой.
– И что же он хотел мне сообщить?
Мендес откинулся на спинку стула с таким довольным видом, какой бывает у сельского сквайра, только что закончившего вечернюю трапезу.
– Имя человека, который навлек на твою голову все эти несчастья.
– Деннис Догмилл, – просто сказал я, рассчитывая, что это немного собьет с него спесь.
Он выпрямился, не в силах скрыть своего разочарования.
– Ты умнее, чем полагал Уайльд.
– Уайльд полагает, что умнее его никого нет, поэтому меня не удивляет, что он меня недооценил. Тем не менее я буду признателен, если ты расскажешь, что вам известно.
Он пожал плечами:
– Боюсь, нам известно не многое. Мы знаем, что ты крутился вокруг грузчиков в Уоппинге. Последние несколько месяцев Догмилл боролся с рабочими объединениями, даже когда науськивал их друг на друга. Этот Йейт причинял ему немало хлопот, а убить докера легче, чем крысу.
– Это мне известно. Почему он обвинил в убийстве именно меня?
– Уайльд надеялся, – сказал Мендес, – что ты нам это объяснишь.
Я почувствовал горькое разочарование. Однако если Уайльду было известно, что в моих несчастьях повинен Догмилл, наверняка он знал что‑то еще.
– Если бы так!.. Думаю, в этом и кроется ключ к разгадке всей истории.
Мендес окинул меня скептическим взглядом:
– Полно, Уивер. Скажи правду.
– Почему ты решил, что я не говорю правды?
– В газетах намекали, что ты не испытываешь преданности нынешнему королю.
Я громко рассмеялся:
– Да виги просто пытаются сколотить на этом конфузе политический капитал. Один из их судей и вынес мне столь ужасающий приговор вопреки свидетельским показаниям. Надеюсь, ты не настолько безрассуден, чтобы верить в то, что пишут политические газеты.
– Не то чтобы я верил в это, но все же кое‑какую пищу для ума статьи дают. Уивер, надеюсь, ты не ввязался в какой‑нибудь якобитский заговор?
– Конечно нет. Неужели я похож на сумасшедшего, способного на государственную измену? С чего мне желать, чтобы трон занял какой‑то Яков Третий?
– Признаюсь, это выглядит маловероятно, но в наши дни происходит немало странных вещей, да и заговоры повсюду.
– Ничего не могу сказать на этот счет. До недавнего времени я бы не смог объяснить тебе разницу между тори и вигами или между тори и якобитами. Меня больше заботит, как спасти свою шкуру, чем как восстановить на троне свергнутого монарха, и я не хочу, чтобы сменилось правительство, которое было столь благожелательно к нашему народу.
– Мне казалось, ты должен симпатизировать вигам, поскольку человек, женившийся на твоей хорошенькой кузине, является кандидатом от тори. Было время, когда ты вбил себе в голову, что хочешь на ней жениться, Разве не так?
Я бросил на него испепеляющий взгляд:
– Не шути с огнем, Мендес. |