— Если бы кафтан не нашли, все так и продолжали бы считать, что это убийство с целью ограбления, а это говорило бы в пользу молодого Корвизера. Допустим, что на разбирательстве у шерифа кто-то смекнул: ежели подбросить одежку убитого так, чтобы ее наверняка нашли, это станет дополнительной уликой против Корвизеровского сынка. А существует только один человек, заинтересованный в том, чтобы паренька засудили, и это, ясное дело, и есть убийца. Если, конечно, молодой дуралей и впрямь никого не трогал.
— И то верно, — сказал Берингар. — Кафтан весомая улика, с учетом которой вина Филипа кажется почти доказанной. Но каким же дураком должен быть этот злодей, чтобы подбросить кафтан с целью навести нас на мальчишку и в то же время забраться на баржу, чего Корвизер, сидевший в темнице, сделать никак не мог.
— А он вовсе не думал, что воровство будет обнаружено, пока баржа не вернется в Бристоль или, на худой конец, не отплывет подальше от Шрусбери. Говорю тебе, Хью, я так вообще не заметил, что баржу кто-то обшарил, да Эмма и сама призналась, что, если бы я не попросил ее все как следует проверить, она так и не узнала бы о пропаже до самого дома. Все пропавшие вещицы были куплены по дороге в Шрусбери, и девушка не собиралась надевать их на ярмарке. На первый взгляд, ничего не было тронуто, и Эмма добралась чуть ли не до дна сундука, прежде чем выяснила, что у нее украдено. Но то, что на барже побывал чужой, она углядела сразу — хозяйский глаз все примечает.
— Но, — заметил Хью, усмехнувшись, — если принять за истину слова Эммы, выходит, что грабеж и убийство — дело двоих негодяев, не связанных между собой. Ведь если кто-то был смертельно зол на купца и убил его в порыве гнева, с чего бы убийцу вдруг понесло на баржу? Но мне как-то не верится, что между убийством и кражей нет никакой связи. А ты как думаешь?
— Конечно, в мире порой чудные вещи случаются, и такую возможность исключить нельзя. Вот и мы не будем сбрасывать ее со счета. Но, по моему разумению, оба преступления совершил один и тот же человек, которым двигала определенная цель. И эта цель не мщение, иначе со смертью мастера Томаса она была бы достигнута.
— Но, Кадфаэль, ради всего святого, скажи мне, что это за цель, ежели ее не удалось достичь при помощи убийства и можно добиться, стащив поясок, цепочку и пару перчаток?
Кадфаэль беспомощно покачал головой. Ответа на этот вопрос у него пока не было.
— Сам не пойму, в чем тут загвоздка, Хью, — признался сокрушенно монах, — но только предчувствую, что на этих злодействах дело не кончится. Аббат Радульфус поручил мне следить за всеми событиями ради сохранения доброго имени нашей обители и разрешил отлучаться из аббатства, когда и куда я сочту нужным. И вот что не идет у меня из головы: если против мастера Томаса был составлен заговор, то и его племяннице может грозить опасность. Было бы не худо, если бы Элин не отпускала ее от себя. Ну и я, со своей стороны, пригляжу за девушкой. — Он поднялся, позевывая. — Ну ладно, Хью, мне пора к повечерию. Боюсь, что завтра придется пропустить не одну службу, и я хочу хотя бы сегодня посвятить вечер молитве.
— Помолись о том, чтобы ночь прошла спокойно, — промолвил Хью, — а то у нас людей не хватает и по ночам некого посылать в караулы. Я сам со своим сержантом проедусь еще разок по предместью да и отправлюсь на боковую. Сам знаешь: прошлой ночью мне было не до сна!
Баржа мастера Томаса мягко покачивалась возле причала, тело купца, подобающе обряженное, покоилось в часовне аббатства, а в городе, в своей мастерской, Мартин Белкот выполнял заказ Эммы — заканчивал работу над великолепным, выложенным изнутри свинцом гробом. В тесной и пыльной темнице замка на соломенной подстилке беспокойно ворочался Филип Корвизер. |