|
Князь Владимир любил окружать себя людьми могучими, буйными, от самого созерцания которых хотелось жить долго, весело и беззаботно, из таких он выбрал и пресвитера своей церкви в Берестах. Илларион больше смахивал на здоровенного кузнеца, переодетого в одеяние священника, однако телесная мощь, видимо, мешала ему иметь гибкость разума, он способен был только на то, чтобы твердо овладеть уже существующим, в его голове вместились все святые тексты и догматы, он знал все хитрости ромейского красноречия и плетения словес, но только и всего. Он был слишком совершенным в своих знаниях, чтобы поддерживать постоянный интерес к себе, утомлял своими знаниями, своим красноречием, в нем ощущалось что-то — то ли назойливость от повторений, то ли уж и вовсе признаки упадка. Ибо разве завершение чего-либо на свете уже не знаменует начала его уничтожения? Так распадается только что заключенный союз между двумя или несколькими государствами. И дом построенный начинает разрушаться с момента окончания его сооружения. И весь город тоже живет в бодром и молодом развитии только до тех пор, пока очертится его ядро. Потом город начинает расползаться, боковые наслоения поглощают бывшее ядро, давшее наименование этому городу, и уже имеем нечто неуклюжее, квелое, болезненное. Не потому ли погибло так много столиц?
А разве мы не умираем, только родившись? Вопрос — в длительности Никакие молитвы не помогут Единственное спасение — наполнить свою жизнь высочайшими деяниями, и наполнить как можно плотнее Тогда жизнь будет долгой и прекрасной. Соглашался с князем Илларион, благочестивые поступки, благочестивые деяния — украшение всякого сущего, человек рождается, живет, работает лишь для Бога человек воздвигает храмы не для собственного жилища, а для Бога, возводит над ними высокие купола, на которых есть место только для самого Бога, и чем выше храм, тем ближе к небу, ближе к конечному назначению человека. Кто же может возводить высочайшие храмы, если не владыки земли? Ибо разве царь Соломон не построил дом во имя Божье и не прославился во все века своим храмом, а когда строился храм, на строение шли обтесанные камни; ни молота, ни тесла, ни всякого другого железного орудия не было слышно в храме при строении его, потому что сотворил Бог для этого дела каменного червя шамир, который и раскалывал камень Ярослав и не возражал, сам сооружал церкви, ставил их повсюду и в Ростовской земле, и в Новгородской и в самом Киеве, хотя тут пришлось прежде всего налаживать все после бесконечных пожаров Но ведь и самый большой храм первокаменный уже поставлен в Киеве отцом его, князем Владимиром. Что же прибавится для него, если он поставит рядом еще один храм? В самом деле, Соломон был мудр, сказано ведь «И дал Бог Соломону мудрость, и весьма великий разум, и обширный ум, как песок на берегу моря» Но он строил на голом месте. А если ты начинаешь не первым? И в Константинополе, отвечал Илларион, первым был Константин Великий, а божественный Юстиниан после, но ведь поставил же Юстиниан с Божьей помощью храм святой Софии, пригласив гречинов Исидора и Анфимия на это дело, и прославился на века. — Откуда узнал, кто они и что? — спросил Ярослав. — Имею людей, на всех шляхах разбросанных. Пристают к путникам, выпытывают: кто? куда? зачем? — Позови этого… Гюргия. — Приготовил его на всякий случай. — Зови. Ситник ввел в горницу высокого, гибкого, чернобородого, белозубого. В черной суконной одежде, подпоясанный дивным серебряным поясом, на шее тоже серебряная цепь, на поясе — короткий меч — акинак. — Кто будешь? — сурово спросил князь, но на Гюргия суровость не подействовала, он не поклонился князю, лишь еле заметно кивнул головой, не снял острой шапки, выпрямился еще сильнее, прогибаясь в пояснице, засмеялся белозубо, что-то промолвил быстро и непонятно. |
