— Княже, — сказал Горисвет, — Святополк окружен ляхами и попами латинскими, а людям не люба вера латинская. Сам знаешь, что Святополк разума невеликого, и жена его, Клотильда, польская княжна, овладела им. Люди знают об этом, видят это и ропщут И если бы Святополку достался киевский великокняжеский престол Русь стала бы волостью ляшскою. На то ли ты укрепил и возвеличил ее на то ли ты дал ей веру православную, чтобы быть ей волостью ляшскою чтобы попы латинские заменили своею верой веру праведную, веру твоей премудрой бабки Ольги твою веру?

— Твои любимые сыновья Борис и Глеб — заговорил Иларион, — не от мира сего. Для них уготованы славные венцы небесные а не земные, для земного же владычества есть у тебя сын Ярослав, муж мудрый, к книжной мудрости ревнивый, вере праведной преданный твердый в словесах искусный о волости своей радеющий.

— Не, от тебя, княже, — возразил Иларион, — а получив известие о твоей немощи и боясь, что Святополк овладеет столом киевским, Ярослав не хотел подчиниться ему.

— Молитесь да думу думайте — проговорил опять Владимир — На Фоминой седмице я со двором перееду в Берестово и там будем вместе совет держать.

II

На следующий день у Владимира была продолжительная беседа со Святополком. Святополк, внук Святослава, наружностью напоминал своего деда: во всей его фигуре с закинутой назад головой с чубом сказывалась лихость. Однако кто узнавал ближе этого князя, тот убеждался, что его лихость была более показной, кажущейся, чем действительной. Святополк был хвастлив и лжив и старался всех перехитрить, но он не обладал для того достаточно проницательным и живым умом, а потому обыкновенно его планы наперед разгадывались другими и разрушались, да и в тех случаях, когда другие ему подсказывали действительно хитро и осторожно обдуманный план действий, он не умел следовать ему.

Встретив по-родственному Святополка, Владимир начал журить сына за влияние на него его жены, польской княжны заговорил о намерении его тестя Болеслава подчинить Польше Русь о кознях духовника его жены латинского епископа Рейнберна который мечтал о подчинении Руси папе. Святополк выслушивал поучения отца не возражая а когда тот кончил свою речь стал говорить о том как его самого преследуют несчастья и зависть других, начал уверять Владимира в своей сыновней преданности в любви к братьям, которые по его словам, без всякого основания отвечали ему подозрительностью и недоброжелательством. Наконец, словно ненароком, заговорил о наследовании киевского великокняжеского стола, но Владимир прервал его:

— Я пока жив. Бог вразумит меня на последних днях, кому дать киевский стол и кому из сыновей я дам этот стол, того надлежит слушаться всем остальным братьям. А теперь поезжай с Богом к себе в Вышгород, кланяйся жене своей, помни мои наставления.

Великий князь благословил Святополка… Тот удалился недовольный и в раздумье, что сказать жене и Рейнберну, которые решительно требовали от него добиться в эту поездку в Киев признания его наследником великокняжеского стола.

От отца Святополк отправился в хоромы сестры своей Предславы, у которой застал Горисвета и послов от братьев: от Ярослава Новгородского — старого Скалу и от Глеба Муромского — боярина Хвалибоя. Он вошел было с мыслью склонить на свою сторону сестру, но, увидев у нее Горисвета, который не раз обличал его перед отцом в неправде, и послов, сказал сестре, что зашел проститься с ней перед отъездом. Горисвет, Хвалибой и Скала хотели было уйти, чтобы не мешать разговору брата с сестрой, но Предслава удержала их.