– АНК? – перебил Шаса. – Но он не может стоять за этим. АНК существует уже сорок лет и всегда выступал за мирные переговоры. Его руководители – приличные люди.

– Были, – поправил его Манфред. – Но старых лидеров сменили новые, молодые и гораздо более опасные – Мандела, Тамбо и другие, еще страшнее. Повторю, времена меняются – и мы должны меняться с ними.

– Я не сознавал, что угроза так реальна.

– Мало кто это сознает, – согласился Манфред. – Но заверяю вас, минхеер, что в нашем маленьком раю появилось змеиное гнездо.

Они молча начали спускаться к полосе, где стоял сине-серебряный «москит» Шасы. Пока Шаса залезал в кабину и готовил машину к полету, Манфред стоял у конца крыла и внимательно наблюдал за ним. Закончив все проверки, Шаса снова выбрался к нему.

– Есть верный способ нанести врагу поражение, – сказал он. – Этому новому воинственному АНК.

– Какой, минхеер?

– Опередить их. Лишить черных поводов жаловаться.

Манфред молча смотрел на Шасу непроницаемыми желтыми глазами. Потом спросил, тщательно подбирая слова:

– Вы предлагаете дать черным политические права, минхеер? Мы должны подчиниться крику попугаев «один человек – один голос», так вы считаете, минхеер?

От ответа Шасы зависели все планы Манфреда. Он подумал: неужели я мог так ошибиться в своем выборе? Ни один человек с подобными взглядами не может быть членом Националистической партии, тем более занять ответственный пост в правительстве. И он испытал огромное облегчение, когда Шаса презрительно отверг это предположение.

– Боже, конечно нет! Это покончило бы и с нами, и с белой цивилизацией на этой земле. Черным не нужен голос, им нужен кусок пирога. Мы должны поддержать создание среднего класса в среде черных, он станет нашим буфером против революционеров. Никогда не видел, чтобы сытый человек с полным кошельком хотел перемен.

Манфред усмехнулся.

– Хорошо, мне нравится. Вы правы, минхеер. Нужны огромные средства, чтобы платить за нашу концепцию апартеида. Она дорого обходится, мы признаем это. Потому мы и выбрали вас. Мы ждем, что вы найдете деньги для нашего будущего.

Шаса протянул руку, и Манфред пожал ее.

– Лично я, минхеер, рад был узнать, что ваша супруга прислушалась к вашему совету. Отчеты тайной полиции свидетельствуют, что она больше не принимает участия в политических протестах.

– Я убедил ее в том, что эти протесты тщетны, – улыбнулся Шаса. – Она решила стать из большевички археологом.

Они рассмеялись, и Шаса вернулся в кабину. Взревели двигатели, из выхлопного отверстия показалось облако синего дыма, но быстро развеялось. Шаса приветственно поднял руку и закрыл капот.

Манфред смотрел, как самолет проезжает до конца полосы, поворачивает, с громом проносится мимо и взлетает в небо. Заслонив глаза, он следил, как «москит» повернул на юг, и снова, когда Шаса помахал на прощание рукой, ощутил странную, загадочную связь своей крови и судьбы с человеком под прозрачным фонарем кабины. Хотя они сражались друг с другом, ненавидели друг друга, такими же нитями связаны их народы – и в то же время разделены религией, языком и политическими взглядами.

«Мы с тобой братья, – подумал он. – А за ненавистью лежит потребность выживать. Если ты присоединишься к нам, за тобой могут последовать другие англичане. Нам не выжить порознь. Африкандеры и англичане, мы так тесно связаны, что, если падет один, мы оба утонем в черном океане».

– Гаррику нужны очки, – сказала Тара, наливая кофе в чашку Шасы.

– Очки? – Он оторвался от газеты. – Какие очки?

– Обыкновенные. Я водила его к окулисту, когда тебя не было.