Поначалу я не понял, где нахожусь. Хотя и был уверен, что не в своей спальне. Комнатка какая-то маленькая, да и пахнет по-другому. Мне холодно, лежать неудобно и ужасно хочется облегчиться.

И тут взрыв грубого смеха заставил меня сесть. В этот момент до меня дошло, что я не в кровати, а в спальном мешке.

— Потому что она гребаная карга, — донесся до меня сквозь брезентовую стену голос Эла Латропа.

Я на охоте. На охоте вместе с отцом и его приятелями. Я не хотел идти с ними.

— Да, но как же у тебя на нее встает, Эл? Вот что хотелось бы узнать.

Скотти Норвисс, еще один дружок отца. Он тянул слова, язык у него заплетался, и меня вновь начало трясти от страха. Они все были пьяны.

— Я просто гашу свет и представляю себе, что в моей постели жена Карла Декера, — ответил Эл, после чего раздался очередной раскат громового хохота. Предыдущий меня и разбудил. Господи, как же хочется отлить, пописать, сделать лимонад, как ни назови. Но я не хотел выходить из палатки, пока они пьют и разговаривают.

Я повернулся к брезентовой стене, и выяснилось, что мне их видно. Они сидели между палаткой и костром, и их тени, длинные, пугающие, шевелились на брезенте. Я словно на представлении театра теней. Перед моими глазами тень-бутылка перекочевывала из одной тени-руки в другую.

— Знаешь, что бы я сделал, если б застукал тебя с моей женой? — спросил Эла мой отец.

— Наверное, осведомился, не требуется ли мне помощник, — ответил Эл, и все опять расхохотались. Удлиненные тени-головы запрыгали по брезенту вверх-вниз, вправо-влево. Они дергались, словно колдуны, нагоняя на меня страх.

— Нет, серьезно, — гнул свое отец. — Серьезно. Знаешь, что бы я сделал, если б застукал тебя с моей женой?

— Что, Карл? — спросил Рэнди Эрл.

— Видишь вот это?

Новая тень появилась на брезенте. Тень от отцовского охотничьего ножа, который он всегда брал с собой, который вскорости я увидел в деле, когда отец по рукоятку загнал нож в брюхо оленю и вспорол его, вываливая зеленые дымящиеся внутренности на ковер из сосновых иголок и мха. Свет, отбрасываемый костром, и наклон палаточной стены превратили нож в копье.

— Видишь эту штуковину? Если я поймаю какого-нибудь прохиндея с моей женой, то переверну его на спину и вырежу ему причиндалы.

— И он до конца своих дней будет писать сидя, не так ли, Карл? — Это Хуби Левескью, проводник.

Я подтянул колени к груди, обхватил их руками. Никогда мне так не приспичивало, ни до, ни после.

— Ты чертовски прав, — ответил Карл Декер, мой папаша.

— А как насчет женщины, Карл? — спросил Эл Латроп. В дупелину пьяный. Я это видел по его тени. Ее качало взад-вперед, словно он сидел в лодке, а не на бревне у костра. — Вот-т ч-что мне хотелось бы знать? Что бы ты сделал с женщиной, которая… которая впускает кого-то через черный ход! А?

Охотничий нож, превратившийся в копье, медленно поднимался и опускался.

— Чероки обычно разрезали им носы. Как бы переносили щель на лицо, чтобы все в племени знали, какая часть тела навлекла на них беду.

Мои руки оторвались от колен, скользнули ниже. Я сжал мошонку и смотрел на медленно опускающуюся и поднимающуюся тень отцовского охотничьего ножа. Живот сводило судорогами. Я чувствовал, что обдую спальный мешок, если немедленно не выберусь из него.

— Разрезали им носы? — переспросил Рэнди. — Здорово придумано. Если б мы сохранили эту традицию, половина женщин Плейсервилла ходила бы с такими отметинами.