— Ты мог бы мне это сказать, — упрямо продолжал он. — Мог, если бы захотел. Это избавило бы нас…

— Нет, мой мальчик, тут ты не прав, — неожиданно резким тоном ответил Крауелл. — Я тебе как-то уже объяснял, что видеть будущее — это еще не значит иметь возможность его изменить. Такое было во все времена — мол, если бы я знал, что случится, я мог бы этого избежать. Дай-ка я прочитаю тебе небольшую лекцию о предсказаниях будущего.

Крауелл поправил ремень, вогнал лопату в дерн, срезал тонкий слой, перевернул, оценивающе хмыкнул и, продолжая копать, начал излагать свою мысль. Манера речи изменилась сообразно серьезности темы.

— Можно позволить себе обобщенное высказывание, что поверхностное течение событий вообще ничего не значит. Важны лишь большие социальные приливы, но обычно, когда они становятся заметны, достигают такой мощности, что повлиять на них уже невозможно. Никакой волнолом, никакая дамба тут не помогут. Но что создает эти приливы, что дает им эту разрушительную силу?

— Общее умонастроение?

— Когда-то, в двадцатом веке, очень многие знали, что может случиться с Землей. Они говорили об этом. Говорили часто и открыто. И это были люди, пользовавшиеся всеобщим уважением. К ним следовало бы прислушаться. Возможно, было много и тех, кто прислушивался. Но не достаточно. Общее умонастроение было направлено совсем в другую сторону. Оно сделало свое дело — и мы потеряли Землю.

— Если ты умеешь предвидеть, ты должен уметь оставаться простым свидетелем — не более. Помнишь историю про Кассандру? Она знала будущее, но цена, которую она заплатила за свое знание, обращало его в ничто — никто ей не верил. Предвидение автоматически исключает наше участие. Пусть имеется некоторое уравнение с заданными слагаемыми. Но именно с заданными! Добавь к ним еще одно — твое участие — и изменится все уравнение. От этого никуда не денешься — твое вмешательство имеет непредсказуемые последствия.

— Ты знаешь, почему все оракулы должны были изъясняться загадками? В истории человечества было полным полно предсказателей, но они либо говорили туманными намеками, либо их предсказания не сбывались.

— Теперь смотри. Пусть у тебя имеются две равновеликих возможности. Ты завтра отправляешься в Купол Невада и ввязываешься в дело, которое приносит тебе миллион кредиток. Или ты остаешься дома и тебя убивают. Так? Ты приходишь ко мне и спрашиваешь, ехать тебе или не ехать. А я знаю обе возможности, которые у тебя есть. Но у меня связаны руки.

— Ибо оба результата полностью зависят от твоих собственных реакций и поступков. В первом случае ты отправляешься в Купол Невада, не посоветовавшись со мной, и в твоем мозгу существуют определенные схемы поведения. Эти схемы работают таким образом, что, попадая в определенные обстоятельства, ты получаешь миллион кредиток. Но ты консультируешься со мной. Я, скажем, говорю: «Езжай в Купол Невада».

— Ты едешь, но у тебя другой психофизический потенциал! Я дал тебе совет. Следовательно, решив, что тебя ждет приятный сюрприз, ты занимаешь пассивную позицию, ты ожидаешь, что на тебя свалится мешок с золотом, тогда как этот миллион кредиток напрямую связан с твоим вниманием и активностью. Понятно?

— Теперь другая возможность. Ты неосознанно не хочешь ехать. Ты начинаешь обдумывать мой ответ о втором варианте, решаешь, что я, скорее всего, лжец и просто стараюсь заставить тебя уехать, и остаешься. В итоге тебя убивают.

— Поэтому моя задача — сохранить все слагаемые в их исходном значении, сделать так, чтобы мое предсказание не явилось катализатором. Я должен сделать это очень осторожно, с учетом твоей психологии.