«Обращаться с ними следует с крайней деликатностью,— наставлял посол.— Никакого насилия быть не должно».

— К черту,— сказал вслух Шарп и взвел курок.

Человек на стуле дернулся и схватился за мушкет, но увидел лицо Шарпа, и руки у него задрожали.

— Можете спускаться, парни! — крикнул Шарп. Все шло легко. Не слишком ли легко? Впрочем, пятнадцать сотен гиней кого угодно могут заставить забыть об осторожности, а отец Монсени наверняка еще пытался объяснить учиненный в соборе разгром. Двоих часовых разоружили. В подвале Харпер обнаружил двух спавших учеников. Их выгнали наверх и посадили в угол. Из крохотной комнатушки вытащили сонного сочинителя.

Шарп подозвал Харриса.

— Скажи этому проходимцу, что у него есть две минуты, чтобы отдать мне письма.

Бенито Чавес пронзительно вскрикнул, когда Харрис приставил штык к его горлу. Пока стрелок, поставив сочинителя к стенке, пытался получить от него вразумительный ответ, Шарп обошел комнату. Дверь, которая предположительно могла выходить на улицу, была наспех заложена кирпичами, тогда как другая, во двор, оказалась запертой на три здоровенные железные задвижки.

— Сержант, всю бумагу со склада — сюда. Слэттери, возьми одну газету и сбереги. Остальные разбросай по полу.— Он указал на сложенные у стены стопки последнего выпуска.— И мне нужны снаряды.

Снаряды Шарп положил на станину пресса и хорошенько прижал плитой. Потом затолкал между ними смятые комки бумаги, чтобы пламя перекинулось с нее на запалы.

— Пусть Перкинс приведет сюда Нуньеса.

Едва спустившись, хозяин типографии понял, что собирается сделать англичанин, и жалобно запричитал.

— Скажи ему, чтоб заткнулся,— обратился к Харрису Шарп.

— Сэр, вот письма. — Харрис протянул сверток. Шарп засунул его в карман.— И он говорит, что есть еще.

— Еще? Ну так добудь их!

Харрис ткнул пальцем в Чавеса, который пытался раскурить сигару.

— Нет, сэр, он говорит, что письма, должно быть, у девушки. И еще просит попить.

На столе рядом с картами стояла ополовиненная бутылка бренди, и Шарп протянул ее писателю, который тут же жадно присосался к горлышку. Между тем Хэгман окропил разбросанные по полу газеты и бумагу лампадным маслом и бренди. Две оставшиеся дымовые бомбы уже лежали возле задней двери, готовые заполнить помещение дымом и предотвратить попытки потушить пожар. Огонь, как предполагал Шарп, должен был выжечь все внутри. Свинцовые буквы, аккуратно разложенные по ящикам, расплавятся, снаряды уничтожат пресс, а деревянные лестницы помогут пожару распространиться вверх. Каменные стены должны удержать пламя внутри, а когда огонь прорвется через крышу, его потушит дождь.

Можно было бы, конечно, просто забрать письма, но Шарп подозревал, что их могли скопировать, и тогда печатный станок продолжит распространять ложь. Нет, уж лучше уничтожить все.

— Выкинь их отсюда,— сказал он Харперу, кивая в сторону пленников.

— Выкинуть, сэр?

— Да. Всех. Выгони в задний двор. И запри двери.

Испанцев выгнали во двор, двери заперли на засовы, и Шарп отправил своих людей вверх. Сам же, отойдя к лестнице, поджег свечкой бумажку и бросил на пол. Поначалу она едва тлела, но потом огонь перекинулся на листки, пропитанные бренди и лампадным маслом, и разбежался с поразительной быстротой. Преследуемый дымом, капитан помчался по лестнице.

— Через люк на крышу! — крикнул он.

Шарп выбрался на крышу последним. Дым уже заполнял спальню. Потом стены содрогнулись от двух последовавших один за другим взрывов. Из люка полыхнуло жаром. За первыми снарядами разорвались остальные. Газета «Эль-Коррео де Кадис» прекратила свое существование. Шарп захлопнул крышку и побежал за остальными к пустующей церкви.