Вэл нажала кнопку автонабора аптеки. Трубку снял сам Уинстон Краусс, но голос его звучал приглушенно, точно у него был сильный насморк:

— «Дегадзва и бодадки Бойной Будды».

— Уинстон, у тебя ужасный голос.

— Я в мазге з ддубгой.

— Ох, Уинстон. — Вэл потерла глаза, отчего контактные линзы съехали куда-то в глубины головы. — Ну не в аптеке же.

— Я в бодзобге. — Внезапно голос зазвучал отчетливо. — Ну вот, снял. Хорошо, что позвонила. Мне хотелось поговорить с тобой о китобойцах.

— Прошу прощения?

— Меня тянет к касаткам. Я посмотрел кассету Жака Кусто о китах-убийцах…

— Уинстон, мы не могли бы поговорить об этом на приеме?

— Я беспокоюсь. Меня особенно возбуждают мужские особи. Неужели я становлюсь гомосексуалистом?

Боже святый, его не волнует, что он хочет стать китоёбом, главное — не выглядеть китоёбом-педерастом. Как психиатр, Вэл старалась исключить из своего лексикона такие термины, как «бесповоротно полоумный придурок», однако с Уинстоном удержаться было трудно. Да и вообще в последнее время Вэл чувствовала, что управляет концессией для свихнувшихся питекантропов. Пора прекращать.

— Уинстон, я опять начинаю прописывать всем селективные ингибиторы обратного захвата серотонина. От плацебо избавься. Я назначаю всем «паксил», чтобы как можно быстрее вернуть их на прежний уровень. Предупреди всех, кто принимал «прозак», что ни одного дня пропускать нельзя, как они это делали раньше. С ними я разберусь позже.

— Ты хочешь, чтобы я снял всех с плацебо? Ты знаешь, сколько мы с этого имеем?

— Начинай сегодня же. Я обзвоню всех пациентов. Дай им кредит за оставшиеся неиспользованные плацебо.

— Не буду. Я уже почти скопил столько, что хватит на месяц в Центре изучения китообразных на Больших Багамах. Ты не можешь лишить меня этого.

— Уинстон, я не собираюсь ставить под угрозу душевное здоровье моих больных только ради того, чтобы ты поехал в отпуск и трахнул Флиппера.

— Я сказал — не буду. Ты же сама все это затеяла. Тогда же ты не думала о душевном здоровье своих больных.

— Я ошиблась. Всех сажать обратно на антидепрессанты я тоже не стану. Так что и здесь ты часть дохода потеряешь. Некоторым лекарства вообще не нужны.

— Нет.

Вэл потрясла убежденность в голосе Уинстона. Чувство собственного достоинства и доброе имя, казалось, его уже не волнуют. Поганое же он выбрал время, чтобы идти на поправку.

— Так ты хочешь, чтобы весь город узнал о твоей маленькой проблеме?

— Ты этого не сделаешь. Ты теряешь больше, чем я, Вэлери. Если ты меня заложишь, то я сам все расскажу газетам. Получу судебную неприкосновенность, а ты сядешь в тюрьму.

— Ах ты сволочь. Тогда я отправлю всех пациентов в Сан-Хуниперо. Тогда даже законных доходов лишишься.

— Не отправишь. Все остается так, как сейчас, доктор Вэл. — И Уинстон повесил трубку.

Вэлери Риордан секунду смотрела на телефонную трубку, прежде чем положить ее на рычаг. Как? Как вышло, к чертовой матери, что она отдала свою жизнь в руки такого урода, как Уинстон Краусс? Но самое главное — как эту жизнь вернуть обратно и при этом не загреметь в тюрьму?

Тео

Дуло пистолета упиралось Тео в бок. Его револьвер Джозеф Линдер швырнул на заднее сиденье. На коммивояжере был твидовый пиджак и шерстяные брюки, а лоб его покрывала испарина.