– Што будешь за человек? – спросил он. – Куда тебя гонят?

Я назвал себя и сообщил, куда меня гонят.

– А тебя как зовут? – спросил я.

– Был Яков… Яковом звали.

– А величают как? Родом откуда?

Яков взглянул на меня с каким-то подозрительным вниманием и, помолчав, ответил кратко:

– Забыл[1 - После я узнал, что родом он из Пермской губернии.].

Понемногу мы разговорились.

Как арестант, содержимый на особых правах, в «вольной одежде» и тому подобное, я представлял для Яшки явление не совсем обычное. Передо мною же был обыкновенный заключенный, говоривший сдержанно, ровно, вообще, в будничном настроении.

– Беспокойно тебе, – стучу я этто. Ничего, привыкнешь, – говорил он, усмехаясь. – Ночью тише же стучу я, не громко. На росписку сюда слуга-то антихристов является, так ему я это постукиваю.

– Скажи мне, Яков, зачем ты стучишь? – спросил я. Яков вскинул на меня своими большими глазами, и в голосе его, когда он отвечал, послышалась какая-то «обрядная» важность:

– Стою за бога, за великого государя, за христов закон, за святое крещение, за все отечество и за всех людей.

Я несколько удивился, что, по-видимому, не ускользнуло от внимания Якова.

– Обличаю начальников, – пояснил он, – начальников неправедных обличаю. Стучу.

– Какая же от этого польза?

– Польза? Есть польза…

– Да какая же? В чем?

– Есть польза, – повторил он упрямо. – Ты слушай ухом: стою за бога, за великого государя… – и он целиком повторил свою формулу.

Я понял теперь: Яков не искал реальных, осязательных последствий от своего стучания для того дела, за которое он «стоял» столь неуклонно среди глухих стен и не менее глухих к его обличениям людей; он видел «пользу» уже в самом факте «стояния» за бога и за великого государя, стало быть, поступал так «для души».

– А за что тебя держат? – спросил я далее.

– За что?.. Беззаконники! – заговорил Яшка и возбужденно завозился за своею дверью. – За что держат? Скажи вот: безо всякого преступления… Нет моего преступления ни в чем. А и было бы преступление, так разве им судить?.. Бог суди!

– Человека ты убил, – сказал Михеич, внимательно слушавший наш разговор. – Пошто приставляешься?

– Неправда, неправда, – заговорил Яшка каким-то страдальчески-возбужденным голосом. – Ишь чего выдумали, беззаконники! Неправда, не верь им, Володимер, не верь слугам антихристовым. Нет моего никакого преступления. Отрекись, вишь, от бога, от великого государя, тогда отпустим. Где же отречься?.. Невозможно мне. Сам знаешь: кто от бога, от истинного прав-закону отступит, – мертв есть. Плотью-то он живет, а души в нем живой нету…

В это время из темного коридора, под прямым углом примыкавшего к нашему, показалась маленькая фигурка в сером пальто с медными пуговицами. Я узнал «старшего». Седая тюремная крыса точно выползала из норы за добычей.