Чичерин вопросительно посмотрел на Сталина и, дождавшись утвердительного кивка, произнес:

– Да, товарищ Тамбовцев, в настоящий момент у нас в Стокгольме, на нейтральной, так сказать, территории, произошли неофициальные контакты с британскими представителями…

– Георгий Васильевич, – усмехнулся Тамбовцев в свою седую бородку, – я вам даже имя этих «представителей» назову. Хотите? Это Роберт Брюс Локкарт, бывший генеральный консул Великобритании в Москве и одновременно сотрудник отдела политической разведки британского МИДа. Умный, коварный, хотя и несколько самонадеянный разведчик. В нашей истории он был замешан в «заговоре трех послов», организации левоэсеровского мятежа и попытке убить Владимира Ильича Ленина. Все эти операции сорвались. Правда, мятеж стоил Советской России немало крови, а ранения, нанесенные Владимиру Ильичу в ходе покушения, сократили его жизнь как минимум на несколько лет.

Ленин, который от природы был немного трусоват, вздрогнул от упоминания этого факта. Ничего не сказав вслух, он так выразительно посмотрел сперва на Сталина, а потом на Чичерина, что Тамбовцев понял – эти его слова, своевременно сказанные, нанесли британским интересам не меньше ущерба, чем залпы русских линкоров в битве у Бергена.

– Если этот Локкарт такой нехороший человек, – после минутный паузы произнес Сталин, – то мы передадим его дело в ведомство товарища Дзержинского или в военную разведку. Пусть тайно вывезут его из Стокгольма, а мы тут с ним побеседуем, поспрашиваем – какие инструкции он получил от своего руководства, какие заговоры он собирался готовить против Советской России. Но, как мне кажется, товарищ Тамбовцев хотел сказать нам что-то еще…

– Что касается британцев в частности и англосаксов вообще, – сказал Тамбовцев, – то силовые попытки улучшить свои позиции во время ведения переговоров для них довольно распространенная привычка. Если Черчилль заинтересован в перемирии с Советской Россией, то это совсем не значит, что он под прикрытием переговоров не попробует провести против нас какую-нибудь военную операцию, чтобы убедить нас быть более сговорчивыми. Это может быть как попытка устроить у нас внутреннюю смуту, чем может заняться господин Локкарт, так и организация внешней интервенции и нападение на наши войска на Ближнем Востоке или на Севере. Но этот вопрос уже не ко мне, а к военной разведке.

Дело в том, что общее политическое и военное положение Британской империи и Антанты значительно ухудшилось в сравнении с нашим вариантом истории. А у Советской России и Германии, соответственно, улучшилось. Нет никакого сомнения в том, что руководство Антанты, если под этим словом иметь в виду англо-французский союз, сильно обеспокоено тем, что Советская Россия и Италия вышли из войны, а Североамериканские Соединенные Штаты хоть формально и остались в числе воюющих стран на стороне Антанты, но полностью прекратили отправку на Западный фронт новых контингентов, считая это слишком опасным делом.

При этом в Лондоне и Париже должны учитывать, что Советская Россия не только заключила с Германией мир, но еще и установила с ней дружественные и экономически выгодные отношения, обрушившие режим британской идеальной блокады. Руководство Антанты не может не понимать, что при таких условиях оно рискует проиграть войну, и соответственно, будет стараться принять меры к улучшению своего положения. Но тот вопрос – на что может решиться Антанта, стремясь изменить баланс сил в свою пользу, – как я уже говорил, надо задать товарищам из разведки и военным.

– В лоб, через Германию, им нас не взять, – задумчиво произнес адмирал Ларионов, – но у Антанты остается возможность либо организовать нам внутреннюю смуту, в чем вполне может участвовать мистер Локкарт и ему подобные, либо подтолкнуть на интервенцию своего единственного невоюющего союзника – Японскую империю.