Четверо сопровождающих держались на расстоянии и появились на платформе, только когда поезд уже подошел. Снова Моран оказался под присмотром. Когда он вышел на станции Алезиа, за ним пошли следом и видели, как он вошел в небольшой бар. Сквозь стеклянную дверь видно было, как он поговорил с барменом и затем спустился по ступенькам в заднее помещение.
— Звонить пошел или в уборную, — сказал один из агентов. Подождав Морана на улице несколько минут, наблюдатели увидели, как он выходит и направляется по авеню Мэйн к северу. Дойдя до улицы Пулен Вер, он повернул налево и скрылся за дверью дома № 8.
— Поль, ступай, позвони начальству, адрес сообщи. Восьмой номер, да? старший по званию агент был энергичен и находчив, — А я пойду в подъезд, посмотрю, кто там живет. Когда Поль вернется, будьте поосторожнее — сами смотрите, но чтобы вас не видно было, ясно? — слушатели кивнули, — Если этот тип выйдет, садитесь ему на хвост, только поаккуратнее. Чтобы не заметил чего, сохрани Бог!
Молодой человек, которого звали Поль, побежал звонить, а старший инспектор вошел в подъезд и начал изучать фамилии жильцов, поднимаясь с этажа на этаж. Только на семи дверях из двенадцати имелись дощечки с именами хозяев квартир. Инспектор спустился вниз и постучался к консьержке. Когда стеклянная дверь отворилась, он предъявил хмурой, неопрятной с виду тетке свое удостоверение и потребовал список жильцов.
— А в чем дело? — поинтересовалась консьержка, снимая со стены список.
— Обычная проверка.
— Обычно полиция нас не проверяет, разве если кто в беду попал.
— Говорю вам, просто проверка.
Сквозь стеклянную дверь она смотрела посетителю вслед, пока он не вышел на улицу. И тут же взялась за телефонную трубку…
Полчаса спустя агенты, расположившиеся вдоль авеню Мэйн, увидели выходящего из подъезда Морана. Теперь он шел по улице, то и дело оглядываясь, остановился у витрины, пошел было обратно, но тут же будто передумал, повернулся и продолжил путь.
— Черт! — выругался инспектор, — Где-то мы прокололись.
Но и в толк не взял, что все дело в консьержке, не надо было её вмешивать.
Моран шел себе к метро, прибегая к уловкам, которые всегда делаются, чтобы избавиться от невидимого преследователя, и хоть выполнял он их неумело, его действия затрудняли слежку. На станции метро сопровождающие как бы растворились в воздухе, передав Морана коллегам, уже ожидавшим его на станции. "Хвост" оставался на месте, хотя преследуемый был настороже.
Старший инспектор между тем позвонил в офис, чтобы проверить список жильцов дома № 8, но не упомянул, что Моран каким-то образом догадался о слежке. К чему усложнять? Скорее всего на результате это не скажется.
"В корне многих наших неприятностей кроется тот грустный факт, что некоторые исполнители больше озабочены собственной непогрешимостью, чем достижением поставленной цели — говаривал Баум своим ученикам в школе ДСТ, — Мне тот сотрудник дороже, кто сознается в своей ошибке, чем тот, кто её скроет. Первый далеко пойдет, второму карьера не светит, потому что в нашем деле ошибку если и удастся скрыть, то не надолго."
Инспектор на этой лекции был, прослушал внимательно, да, как на грех, забыл.
Моран сошел на станции Монпарнас-Бьенвеню, повернул налево, на бульвар Монпарнас, прошел мимо больших кафе и закрытых магазинов, свернул в боковую улочку и скрылся за дверью бара под вывеской "У Тони". Снаружи у входа двое парней переругивались на плохом французском:
— Ты ему подмигивал, — крикнул один, — Я сам видел, и с меня хватит!
Он развернулся и побежал, второй остался стоять на тротуаре.
Агенты, шедшие за Мораном, обменялись парой слов:
— Ты понял?
— Да. Это гомики.
— Ты на гомика не похож. |