«Умный человек – это тот, кто созрел для задавания вопросов.

Мудрый – тот, кто отвечает на вопросы, но чаще просто указывает направление… Умный создает школу и ищет учеников, чтобы вместе с ними идти по направлению, указанному Мудрым.

Куда они придут, неизвестно».

Я знаю, что подглядывать не хорошо!

Ну, что, пойдем что ли?

Почему ты так палишь, Солнце?

…Молчит Великое Светило.

Эй, поле, есть ли край у тебя?

…Молчит поле. Только ветер гонит иссохшую пыль, да шуршит надрубленными стеблями. Вот и срезал дорожку! Куда идти? Где теперь весь остальной мир? Может и нет ничего, кроме этой серой, в комьях земли, да белесого раскаленного неба. Прямо пустыня какая-то!

Шел себе, шел по лесной тропинке.… Эх, не зря старики сказывали, будто заколдованное оно – это поле. Хотел крюк срезать.… Попался, дурень! Солнце высоко. До ночи не доживу, ведь спалит, сожжет меня солнце, и ветер-суховей развеет мой прах по мертвому полю.

Ни одного живого следа! Что ж тут, не ходит никто? Ну да, ходить-то некому… Постой-постой, а кто же это поле пашет? Кто его засевает? Кто урожай собирает? Видать, что никто тут ничего не пашет. Мертвая земля с пучками мертвой травы.

Зачем я тебе, поле?

Как же, ответит оно! Что я для него – Букашка на ладони. Мелочь! Даже помешать не могу… Э, нет! Помешать могу! Яму мне вырыть нечем, а вот траву сухую соберу и подожгу!

Языки пламени пробегают змейками по жухлым травинам, лижут солому; она потрескивает, сворачивается, чернеет; а потом, седея, рассыпается в легкий пепел; и горячий ветер, раздувая пламя, носится с останками, кидает в лицо, забивает горло, слепит глаза. Нечем дышать! Себе же хуже сделал! Огненное кольцо сжимается и вот-вот проглотит. Прыгать надо! Рядом серая проплешина, там уже нечему гореть. Хрустят угольки под ногами. Выдержит ли подошва? Седые дымки парят над почвой, летающие искры норовят поджечь одежду.

Голым и босым хочешь оставить меня, поле?

Молчишь! Я ведь тебя раздел.

– Эй! Путник! Беги скорее сюда!

Человеческий голос! Откуда?! Здесь! Прыжки по горячей земле, тучи пыли и пепла, черное лицо и руки, тлеет рубаха, трещат волосы…

Повозка в укатанной колее. Лохматая лошадка немного нервничает, боится запаха гари.

– Залезай, а то сгоришь ненароком. – Возница маленький, коричневый, в длинном тулупе и меховой шапке, глаз не разглядеть: потерялись в многочисленных морщинках круглого лица.

– Сейчас, сейчас! Спаситель мой! Видно, Бог тебя послал, чтобы не погибла зря христианская душа.

– Хо-хо! Бог послал… Видно так. Только я своей дорогой ехал, а к тебе приехал. Айда теперь со мной, Путник.

– А ты не Бес ли? Уж больно лицом черен!

– Хо-хо! На себя посмотри! Не шайтан я и не ангел, человек, как и ты.

– Прости, прости меня, Дедушка! С испугу я. Думал, конец мне пришел, заколдовало меня поле…

Щелканье кнута, долгое молчание, мерная поступь лошадки, качается и скрипит телега. Ветер унес дальше дымную завесу, утихло все. Вдруг, из-под самого колеса с криком взлетела птица, и, взмахнув крыльями, медленно воспарила над сухой равниной. Поле-то живое!

– Дедушка, нет ли у тебя воды? – Старик махнул кнутовищем:

– Бурдюк под соломой.