Жадный ублюдок, кормит меня собачьими консервами и бутербродами с ореховым маслом. Сын мой, помоги мне, умоляю тебя!
– Ты спятил, – ответил я, – ты, наверное, какой-нибудь псих.
– Ты только приди сегодня вечером, сын мой, вместе с кусачками.
Вошел зазывала и объявил, что сеанс с дьяволом окончен, а если мы хотим посмотреть на него еще, то это будет стоить еще двадцать пять центов. Мне уже хватило. Я вышел вместе с шестью или семью другими разнообразными обсосами.
– Эй, а он с вами разговаривал, – сказал мне какой-то старичишка, шедший рядом.
– Я прихожу на него смотреть каждый вечер, и вы – первый, с кем он заговорил.
– Хуйня, – ответил я.
Зазывала меня остановил.
– Что он тебе сказал? Я видел, как он с тобой разговаривал. Что он тебе сказал?
– Он рассказал мне все, – ответил я.
– Так вот, руки прочь, приятель, он – мой! Я столько бабок не зарабатывал с тех пор, как у меня была трехногая бородатая леди.
– А что с ней стало?
– Сбежала с человеком-осьминогом. Теперь купили ферму в Канзасе.
– Мне кажется, вы тут все чокнутые.
– Я просто тебя предупредил: я нашел этого парня. Не лезь!
Я дошел до своей машины, влез и поехал обратно к Фло. Когда я зашел, она сидела в кухне и хлестала виски. Сидя вот так, она несколько сот раз повторила мне, что я за бесполезный шмат человечины. Я немного повыпивал с ней, не особенно распуская язык. Потом встал, сходил в гараж, достал кусачки, положил в карман, сел в машину и поехал на пирс.
Я взломал заднюю дверь, задвижка вся проржавела и отскочила сразу. Он спал на полу клетки. Я начал было перекусывать прутья, но куда там. Слишком толстые. Тут он проснулся.
– Сын мой, – сказал он, – ты вернулся! Я знал, что ты придешь!
– Слушай, чувак, я не могу перекусить прутья этой фигулькой. Они слишком толстые.
Он поднялся на ноги.
– Давай сюда.
– Господи, – сказал я, – ну и горячие же у тебя руки! У тебя, наверное, лихорадка.
– Не называй меня Господом, – ответил он.
Он перекусил прутья кусачками как нитки и шагнул наружу.
– А теперь, сын мой, – к тебе. Мне нужно вернуть свою силу. Несколько бифштексов – и все придет в норму. Я сожрал уже столько собачьих консервов, что боюсь, в любую минуту залаю.
Мы дошли до моей машины, и я отвез его к себе. Когда мы вошли в дом, Фло по-прежнему сидела в кухне и пила виски. Я поджарил ему грудинки с яйцом для начала, и мы подсели к Фло.
– Твой кореш – смазливый чертяка, – сообщила она мне.
– Он утверждает, что он и есть чертяка, – ответил я.
– Давненько уже, – сказал он, – не было у меня хорошенького куска тетки.
Он перегнулся через стол и запечатал Фло долгий поцелуй. А когда отпустил, она, казалось, была в шоке:
– Это был самый горячий поцелуй в моей жизни, – пролепетала она. – А целовалась я много.
– В самом деле? – переспросил он.
– Если ты любишь хоть вполовину так же, как целуешься, то это будет уже чересчур, просто чересчур!
– Где у тебя спальня? – спросил он у меня.
– А ты просто ступай за дамой, – ответил я.
Он направился за Фло в спальню, а я нацедил себе еще виски.
Никогда в жизни не слыхал я таких воплей и стонов, и продолжалось это добрых сорок пять минут. Затем он вышел один, сел и налил себе выпить.
– Сын мой, – произнес он. – Ты оторвал себе хорошую бабу.
Он ушел на кушетку в гостиную, растянулся на ней и заснул. |