Пароход шел быстро. Через полчаса можно было видеть, что это броненосец, направляющийся в канал.

Все подзорные трубы были направлены на него. Тони Рено и его товарищи спорили о том, кто из них первым узнает национальность корабля.

Луи Клодион первым разглядел развевавшийся на мачте флаг.

— Это французский корабль! — воскликнул он.

— Если французский, мы салютуем ему, когда он будет проходить мимо нас! — сказал Тони Рено.

Он пошел просить у Гарри Маркела разрешения отдать честь Франции салютом военному кораблю этого государства.

Не было причин отказываться, и Гарри Маркел не только согласился, но даже сказал, что, вероятно, корабль ответит на салют «Резвого». Таков обычай моряков.

Это был броненосный двухмачтовый крейсер второго ранга, вместимостью в семь-восемь тысяч тонн. Трехцветный флаг развевался на его корме. Он быстро разрезал форштевнем гладь моря, оставляя длинный след за кормой.

Когда он проходил мимо «Резвого», мальчики прочитали название броненосца.

Это был краса французского флота «Жеманп».

Луи Клодион и Тони Рено стояли на юте, у фала гафеля. Когда «Жеманп» был всего в четверти мили, они потянули за конец гардели, и при криках «Да здравствует Франция!» британский флаг взвился три раза на корабле. В честь товарищей приветствовали Францию англичане, датчане, голландцы, а флаг «Жеманпа» тоже поднимался и опускался в это время.

Через час точно так же салютовали английскому флагу, развевавшемуся на гафеле трансатлантического корабля «Город Лондон», совершавшего рейсы между Ливерпулем и Нью-Йорком. По обыкновению, корабль доставлял в Кингстон телеграммы, которые благодаря этому приходили за полчаса до прибытия пакетботов.

«Город Лондон» ответил на салют «Резвого», на котором на этот раз, при криках «ура» пассажиров, подняли флаг Джон Говард и Губерт Перкинс.

К пяти часам облака на северо-востоке, над возвышенностью в глубине Коркского залива, стали увеличиваться. По сравнению с предыдущими днями вид неба в этот час дня заметно изменился.

Хотя солнце заходило на безоблачном горизонте, можно было предвидеть, что наутро оно встанет в тумане.

На носу беседовали Гарри Маркел и Джон Карпен-тер. Из предосторожности они не показывались на юте, где их могли увидеть с гористого побережья.

— Будет ветрено! — сказал боцман, указывая по направлению мыса Рок.

— Да, кажется! — отвечал Гарри Маркел.

— Ну, если подует ветер, мы времени терять не станем, капитан Пакстон. Ну да, конечно, так, капитан Пакстон! Должен же я наконец привыкнуть называть тебя так, хотя бы даже на несколько часов… Надеюсь, что завтра, даже сегодня ночью, ты снова станешь капитаном Маркелом. Кстати, надо будет придумать кораблю другое имя. Мы начнем свое плавание по Тихому океану не на «Резвом»!

Гарри Маркел, молча слушавший товарища, спросил:

— Все ли готово, чтобы сняться с якоря?

— Все, капитан Пакетов, — отвечал боцман. — Остается поднять якорь и паруса. У корабля острый нос и высокая корма, не нужно даже особенно сильного ветра, чтобы он мог быстро пуститься в путь!

— Будет просто удивительно, если сегодня вечером, после солнечного заката, мы не будем уже в пяти-шести милях на юг от Робертс-Кова.

— Не столько удивительно, сколько досадно, — отвечал Джон Карпентер. — Но вот идут два пассажира, они, верно, хотят поговорить с тобой.

— Что им еще надо? — проворчал Гарри Маркел. Магнус Лидере и Тони Рено сошли с юта и шли на бак, где стояли и разговаривали Гарри Маркел и Джон Карпентер.