Второй вариант «легенды» воплощен в опубликованных мемуарах ближайших родственников Гагарина. Старший брат космонавта, Валентин Алексеевич, при участии литературного обработчика Валентина Ивановича Сафонова написал обширный том «Мой брат Юрий» (1972, 1979, 1982, 1984, 1986, 1988, 2002), в котором несомненная правда причудливо перемешивается с откровенным вымыслом. Мать космонавта, Анна Тимофеевна, при участии литературного обработчика Татьяны Копыловой создала очень интересную книгу, изданную под названиями «Слова о сыне» (1983, 1985, 1986), «Память сердца» (1985, 1986) и «Юрий Гагарин. Глазами матери» (2011); там приводится множество ценных деталей, дополняющих и даже заметно меняющих известную по другим источникам биографию Юрия Алексеевича. В этих текстах наметилась линия к идеализации личности космонавта с уклоном в его исключительность, особость, инаковость, которая проявлялась чуть ли не с младенчества. Пошла в ход мемуарная селекция, о которой рассказывал Ярослав Голованов: когда из всех многочисленных фактов биографии отбираются для озвучивания преимущественно те, которые «работают» на заранее известный результат. В качестве примера приведу фрагмент из книги «Мой брат Юрий» (цитирую по изданию 1988 года):

«– Смотрите, – торжественно сказал дядя Павел. – Запрокиньте головы и смотрите в небо.

Мы подвинулись к окошку, послушно подняли головы вверх. Юра первый, кажется, догадался, зачем привел нас сюда дядька.

– Ага, звезды какие крупные. По кулаку.

– Точно, Юрок. А Млечный Путь видите? Млечный Путь наблюдаешь, Валентин?

– Ну, вижу.

Голос у дяди стал по-мальчишески звонким, и это удивило меня.

– Вот там, ребята, и скопились все другие миры. Там много солнц, много планет, и каждая ходит по своему кругу. Есть среди тех планет и такие, как наша.

– Может, кто-нибудь оттуда сейчас на нас смотрит, – предположил Юра.

Дядька отозвался с пылом:

– Конечно, смотрят. Им же интересно узнать, как мы тут, на Земле, живем и есть ли мы вообще.

Холод пробрал меня до пяток: босиком, в одной ситцевой рубашонке пустился я в эту прогулку. Юра и вовсе: штанишки по колено…

– Эх, дядь Павел, – укорил я. – Млечный Путь и с нашего сеновала хорошо виден. Зачем мы сюда-то тащились?

– Чудак ты, Валентин, – не сразу откликнулся дядька, и голос его потускнел, упал. – С сеновала мы посмотрели бы на него, поговорили – и всё. И забыли бы о нем. А теперь он на всю жизнь в твою душу западет.

Юра выдернул свою руку из моей.

– Ты чего? – спросил я. Он не ответил, но мне и так понятно: обиделся за дядьку. Мне и самому неловко стало: не подумав, с бухты-барахты взял да и сказанул глупость, но как ее, эту глупость, поправить, сразу я не сообразил. ‹…›

Я ушел разочарованный: и звезды мелковаты, и душа спокойна.

Юра, знаю, тоже несколько раз бегал туда по ночам – и один (представляю, скольких страхов ему это стоило!), и с товарищами».

Речь в этом фрагменте идет об одной из множества импровизированных лекций, которые Павел Иванович Гагарин, брат отца космонавта, прочитал для своих юных племянников еще до войны.