Да и позже, укладываясь спать, я ощущал цветочные ароматы, вплывавшие в спальню через открытое окно. Ну и, конечно же, на столе стояла ваза с красными розами. Вечер выдался на редкость теплым — я бы сказал, удивительно теплым для кануна Рождества! И мне снова подумалось: а дома сейчас все иначе. Холодные звезды подмигивают с небес; люди осторожно, чтобы не поскользнуться на обледенелых ступеньках, входят в дома и развешивают подарочные носки на столбиках кроватей; а на освещенной улице стоят рождественские хоры — студеный парок изо рта — и распевают традиционное: «Вести ангельской внемли…»
Что это? Неужели я сплю? Или строчка из рождественского хорала прозвучала наяву: «Вести ангельской внемли…» Ну, конечно, это кто-то из детей включил радио, по которому шла рождественская передача. «Вести ангельской внемли…» из Йоханнесбурга! Уму непостижимо.
Утром я вышел в сад, и мне сразу бросились в глаза ласточки, летавшие на фоне безоблачного летнего неба. Клумбы радовали обилием нарциссов, канн, шток-роз, шалфея, петуний, африканских лилий и французских бархатцев, жасмина и бугенвиллей. Поразительная щедрость для сада в рождественскую пору.
Когда мы направлялись в церковь, на улицах царила торжественная тишина. И я подумал, как похоже на Шотландию: те же самые группки несчастных детей в перчатках; молодые мужчины и женщины в выходных одеждах и старшее поколение, большей частью в строгом черном. Церковные скамьи располагались полукругом вокруг кафедры проповедника. Вот вошли старейшины общины в своих черно-белых одеяниях, затем появился священник в одеянии с белыми лентами. Служба велась на африкаанс. И хотя я не понимал ни слова, но с легкостью мог следить за ходом богослужения, поскольку оно было точной копией шотландской процедуры. По окончании службы мы зашли в ризницу познакомиться со священником и старейшинами, или, как они здесь называются, керкраад. Мне представилась редкая возможность заглянуть за эту ширму из черных сюртуков и белых галстуков. Оказывается, за ней скрывались такие различные жизненные призвания, как солдат, торговец, фермер и прочие.
По возвращении домой нас ждал грандиозный пир. Тот, кто утверждает, что южноафриканское Рождество не имеет ничего общего с английским, очень сильно ошибается. И лучшим доказательством мог бы служить наш праздничный стол. Он был выдержан в совершенно диккенсовских традициях: индейка, свиной рулет, великолепный пирог, сливовый пудинг и мороженое — все сменяло друг друга, причем подавалось в огромных количествах, так что пиршество растянулось на несколько часов. День уже далеко перевалил за середину, когда мы наконец поднялись из-за стола и устало поплелись (я бы даже сказал, поползли, как сытые боа-констрикторы) в соседнюю затененную комнату. Единственное, что мы еще могли, — сидеть в полутьме и слушать неумолчное пение цикад в саду.
Затем по часам наступил ранний вечер, хотя солнце по-прежнему нещадно палило с небосвода. Молодые люди плескались и ныряли в садовом водоеме. После прогулки снова вернулись к столу, ибо подошла очередь обеда. Вскорости спустились жаркие, душные сумерки… Приехали гости, все собрались на ступе и обсуждали многочисленные проблемы, волнующие южноафриканскую душу. Африканеры — едва ли не единственные люди, кто не пасует перед нашим обезумевшим миром. Во всяком случае они не боятся брать на себя ответственность за его развитие. И в этом мне видится одно из главных достоинств нации.
14
«День рождественских подарков» начался со страшного переполоха на улице — оттуда доносились громкие крики и грохот пустых консервных банок. Выглянув на дорогу, мы застали следующую картину: обряженная в самые невообразимые одеяния компания чернокожих мальчишек скакала и дергалась под собственные рукоплескания, перемежавшиеся взрывами веселого смеха. Этот фантастический танец полагалось вознаграждать аплодисментами и мелкими монетками в пенни. |