Появилась бутылка хереса.

— Проклятой саранче это не достанется, — сказал мистер Тайлер, разливая вино и передавая фужеры. Они сидели, пили золотистый напиток, разговаривали о погоде и делали вид, что не замечали людей, шатавшихся по дому у них за спиной или бродивших вдоль дорожки.

Они налетели как саранча, которой их и прозвали. Это были «саквояжники». Именно у них в эти дни водились деньги. Они стайками входили и выходили вместе со своими женами под руку, достоинства у которых не было И на гран. Они задирали носы, рассматривая не совсем чистокровных лошадей, ухмылялись при виде экипажей с потрескавшейся кожей на сиденьях и потускневшей краской, подшучивали относительно самых разнообразных вариантов использования нескольких сотен мотыг. Они по очереди усаживались в старинные кресла в стиле шератон, высматривали маркировку на днищах ваз, щелкали ногтями по хрусталю, проверяя, зазвенит ли он. Они удивлялись, как же все-таки сохранять тепло в комнатах с такими высокими потолками, в то же время они соглашались, что эти комнаты оказались более удобными, чем можно было ожидать, в нынешнюю жару, но не могли сойтись во мнении о том, сколько будет стоить нанять достаточное количество чернокожих горничных, чтобы в доме всегда была вытерта пыль. Они пренебрежительно высказывались о мебели: о шелковой драпировке — «вытертая, определенно гнилая, она так полиняла, что можно подумать, будто и с самого начала была блеклой»; о столе и стульях начала восемнадцатого века в стиле королевы Анны — «ужасные колченогие вещи, не правда ли». А о чайном сервизе: «даже ни одного завитка, слишком простенький, чтобы чего-то стоить». С блокнотами и зажатыми в пальцах карандашами, сосредоточенно занимаясь подсчетами, они тянулись на улицу к парадной лестнице, где должны были проходить торги.

Летти, услышав сильный, резкий акцент северо-восточных штатов, была охвачена стыдом не только из-за демонстративного невежества, но и недостатка у них такта. Ведь любому, кто подходил к дому по дорожке, было известно, что семья еще не выехала. Единственным возможным выводом было то, что они действительно это знали, но никого это не волновало. Для них любой такой бедный и такой неловкий, что сумел потерять все свое состояние, вплоть до крыши над головой, и не мог заслуживать внимания.

— Послушайте, вам не надо ни о чем беспокоиться, — говорила тетушка Эм матери Салли Энн. — В Сплендоре все готово. Вы с Сэмюэлом можете занять среднюю спальню, Салли Энн с Питером могут поселиться со мной, а все остальные могут спать на чердаке. Мы устроимся прекрасно. Только подумайте, как нам будет весело, всем вместе.

— Вы очень добры, Эм. Это ужасно, что мы доставляем вам столько хлопот.

— Ерунда! Никаких хлопот!

Это был обычный обмен любезностями, он уже повторился, по меньшей мере, с десяток раз за последние два дня. Летти почти не обращала на него внимания, поэтому смогла заметить, что Салли Энн, которая смотрела на дорожку, вдруг замерла. Быстро повернув голову в этом направлении, Летти увидела всадника в синей военной форме. Это был Томас Уорд.

Приближаясь к дому, полковник посмотрел вверх. Он приветственно приподнял шляпу, склонившись в седле в полупоклоне. Салли Энн отвернулась, словно его и не было. Лицо Томаса напряглось. Летти приподняла руку, чтобы махнуть ему. Она понимала, что должна чувствовать Салли Энн, но все же у Летти было желание встряхнуть ее.