Он сидел очень тихо под ее рукой. Так давно она к нему не прикасалась, так давно.

— Мне не нужны были эти девушки.

— И я вам не нужна. Из этого ничего не выйдет.

— Почему?

— Я не совсем подхожу вам, — сказала она, голос ее был тих, в нем звучала боль от горьких воспоминаний.

Он увидел, что он с ней сделал, увидел и почувствовал, как это острым ножом врезается в него, проникая все глубже и глубже. Он хотел объяснить, взять всю вину на себя, как и подобало, как и было бы справедливо. В голове у него билась только одна мысль.

— Я люблю вас.

Слезы поднялись к ее глазам, навернулись на ресницы.

— Ах, Рэнни. Это очень странно, но я думаю, что и я как-то люблю вас.

— Тогда примите мое имя.

Его имя, самое ценное, что есть у мужчины. Она могла бы уступить его просьбам накануне, когда еще всю прошлую неделю боялась, что у нее будет ребенок от Шипа. Теперь вероятность этого исчезла. Если она и была так подавлена и склонна к слезам, несомненно, это связано с ее нынешним состоянием. Но никак не с Рэнни. Она изобразила улыбку.

— Я не могу на это пойти, вы же знаете. Это не понравится вашей тетушке. Люди даже могут сказать, что я согласилась, чтобы завладеть Сплендорой.

— Вы можете владеть Сплендорой.

Он был так упрям, но в то же время по-своему хитер. Летти попробовала подойти с другой стороны и позволила себе повысить голос в раздражении:

— Вы думаете, — я выйду за вас из-за денег скорее, чем Салли Энн выйдет за полковника?

— А мне все равно из-за чего.

— Я не могу этого сделать.

— Вы немного любите меня. Полюбите меня больше.

Произнести эти слова было для него таким облегчением, что даже не важно, что она ответит. Он уже смирился с фактом, что она не собирается сказать того, что он хотел от нее услышать. Был шанс, очень небольшой, что она скажет именно то, что он хочет. Однако в это утро он увидел темные круги у нее под глазами и испугался, что ей уже не нужно ничего, хотя все еще было нужно ему: Все, что он хотел увидеть сейчас — как она отреагирует на его чистосердечную просьбу, посмотреть на ее лицо и понять, какова она на самом деле, что она на самом деле чувствует. И главное — не выдать себя, не выхватить ее вдруг из кресла и не сжать в объятиях на полу, даже если для этого потребуется каждый грамм его силы воли. В голове у него крутился обрывок стихотворения:

О, западный ветер, когда ты задуешь

И дождь долгожданный земле наколдуешь?

— Может быть, но это не имеет значения.

— Это имеет значение для меня. Бог мой, моя любовь со мной. И я опять в моей постели! Ну, конечно же, она никогда и не была в его постели. Да и будет ли когда-нибудь?

— Пожалуйста, — взмолилась она, — не говорите больше ничего.

Он долго смотрел на нее, размышляя. То, что для него было удовольствием, для нее было пыткой. Он должен был понять это раньше. Он коротко кивнул:

— Я не буду тогда, пока.

Он все понял, и это было так неожиданно, что внутри ее поднялась волна благодарности. В порыве она склонилась и коснулась губами его лба. Ее грудь на мгновение прижалась к его плечу, а колено коснулось груди. От этого прикосновения, каким бы коротким оно ни было, ее захлестнуло волной желания. Она отдернулась от него, как от горячей— плиты. Их взгляды встретились. В ее глазах было отчаяние. Она увидела его глаза — два спокойных озера, настороженные, внимательные.

У порога скрипнула половица.

— Ну и ну, учительница, — лениво растягивая слова, пошутил Мартин Идеи. — Если вы так проводите занятия, когда мне можно будет приступить к учебе?

ГЛАВА 13

«Поостерегись жары, дорогая. Не только потому, что это вредно для здоровья.