- Ты эти джинсы - для Племянника?

Она вспыхнула:

- Ну, для Племянника! А вышла - к тебе. Мы идем или нет?

- Да идем... - Но он не сдержался и снова завел: - Он ведь тут не впервые?

- Кто?

- Этот, Племянник.

- А-а. Он второй раз.

- А ты?

- И я!

- Так что же?

- А ничего. Интересно, почему ты прицепился с этим Племянником?

- Потому что он откуда-то знал, когда ты приезжаешь, а я нет.

- Умнее - потому и знал. Пошел в Общество и спросил, с какого числа у меня путевка. А ты не догадался.

- Мне было неудобно. Ты ведь сказала - будешь, вот я...

- Буду-буду! Когда дали путевку, тогда и... Наше объединение коллективный член этого общества. Всех обществ, сколько их там есть! И всем платим огромные взносы, а они нам за это по одной или по нескольку там бесплатных путевочек в год. И сюда тоже. В прошлом году досталась мне. Если хочешь, то ту шляпку, что я меряла на Крещатике, я покупала по дороге сюда.

- Для Племянника?

- О боже, какой ты глупый! Да не знала я ни сном ни духом никаких Племянников! Приехала сюда, а он тут и начал приставать. Корифей меня защищал.

- Корифей?

- А ты думал! Самый порядочный человек, какого я знаю. Все эти - ты на них не обращай внимания, а Корифей - он как отец. Доброту нужно видеть. Ты ведь вон какой добрый, а внешне хмурый и противный.

Она погладила его руку, тепло сверкнула глазами, и у Твердохлеба отлегло от сердца.

Прыгнули в лодку, переплыли через тихий проливчик (ненавидел воду, а теперь должен был полюбить ради Наталки), оказались на бескрайних лугах, ведущих к укрытой за зеленым простором, за столетними вербами и еще более старыми дубами речке, шли по травам, обцелованным и обласканным солнцем, теплом земли, нежностью небес, одиночество и покинутость в этом воспетом птицами мире несли им успокоение, радость и некую вознесенность.

- У меня душа теплеет, - сказала Наталка задумчиво.

- Разве она у тебя холодная? Новость для меня.

- А что ты знаешь обо мне? То, что и я о тебе? А у меня все будто покрыто льдом. И после того, что пережила, да и вообще. Может, такая жизнь, не знаю. Женщины стали равноправными и самостоятельными, - об этом все говорим, а что одинокими - никто и не пискнет! Самостоятельность - это прекрасно! Никому не подчиняться, никому не принадлежать, ни от кого не зависеть. Но тогда и тебе тоже никто не принадлежит - ни муж, ни дети, никто, никто... Люди должны льнуть друг к другу, а бес независимости толкает тебя под бок и сеет вражду. Ты заметил, что женщины не любят "везучих" мужчин?

- Что-то новое, - растерянно пробормотал Твердохлеб.

- Ну, сперва им нравится, а дальше? Она - ничто, муж - величина. Это раздражает, вызывает припадки гнева, ревности. Потому что ясно видит, что уже не имеет влияния на мужа, что его успехи не зависят от нее, от ее любви, от ее женской ласки... Вот ты невезучий, и мне показалось, что рядом с тобой согреется моя душа...

- Откуда ты взяла, что я невезучий?

- Разве не видно? Ты такой обыкновенный, что когда я впервые тебя увидела (не в магазине, а в своем цехе!), то так и захотелось спросить, не опаздываешь ли ты на собрание.

- Мне как - обижаться? Но перед тобой я не умею и этого. Не умею ничего. Как малое дитя перед дедушкой и бабушкой. Я не знал, к сожалению, своих дедушек и бабушек, где-то они затерялись в просторах, жизнь все перекалечила... Тебе, наверное, повезло больше...

- У меня все живы и все только и ждут, когда я приеду, чтобы броситься с советами и наставлениями. Ребенок, ты же смотри там. Веди себя хорошо, деточка наша. И все расспрашивают-расспрашивают, а о себе - такое все: чем топить хату, чем кормить корову... А в этой простоте столько доброты, что я плачу, как дурочка... Мужчины ведь не плачут, правда? Ты ведь никогда не плачешь?

- Да как тебе сказать.