— Как так?

Крузенштерн рассказал.

Его сиятельство, верно, помнит, что шлюп «Предприятие», тот, что на Охте строили, был поначалу назначен для доставки грузов Российско-Американской компании в Камчатку и для пресечения контрабандной торговли и промыслов иностранцев у американских берегов, принадлежащих компании.

Отто Евстафьевич был определен командиром шлюпа в январе месяце. Конечно, обрадовался: давно уж наскучил берег! А радость превратилась в восторг, когда государь повелеть соизволил послать для крейсерства отдельный фрегат, и, стало быть, у Коцебу высвободилось время для географических занятий.

Так вот. Коль скоро открылась эта возможность, решено было, что он, Крузенштерн, составит инструкцию. Он и составил. Не был забыт и старый вопрос, которым они так много занимались: вопрос о Северо-Западном проходе, об исследованиях севернее Берингова пролива. Ведь, «дивизия» капитанов Васильева и Шишмарева, хотя и сделала немалое, однако не решила его. А к тому же из Дерптского университета были присланы Коцебу трое студентов, молодые ученые — астроном, физик, минералог. Кстати, наибольшие надежды, думается, можно возлагать на физика Эмиля Ленца, способнейшего и ревностного юношу.

Казалось бы, все сложилось отлично. И вдруг… Прости господи, не везет нашему молодому мореходцу! Вдруг отменяется посылка фрегата, и на «Предприятие» ложится прежняя задача: доставка грузов и крейсерство. Коли Отто Евстафьевич и поспеет что-либо предпринять по части ученых изысканий, то не в Беринговом проливе, а в Южном море.

— В последний раз, — закончил Крузенштерн, — виделся я с Отто в июле, когда государь был в Кронштадте и осматривал шлюп. Коцебу, разумеется, опечален переменой, но все, говорит, лучше, нежели в Ревеле ржаветь. Да вот еще на днях получил я от него известие. Из Англии. Титов, командир фрегата «Проворный», встретился с ним в Портсмуте: Отто догружал провизию и сбирался выходить в Атлантику.

Румянцев выслушал, помолчал.

— Олухи! — сказал он с сердцем. — Ей-богу, олухи. Такому моряку ходу не дают. Да и господа компанейские хороши. «После нас — хоть потоп», — думают. Ничего далее нынешнего барыша не видят. А об том, что не токмо для науки, но и для российской торговли надобно проход из Берингова пролива искать, нет, об том не мыслят.

Он встал, прошелся по кабинету. Золотое мерцание в шкапах утишило его раздражение. Он вернулся, сел в вольтерово кресло, вытянул ногу.

— А я вот что полагаю, Иван Федорыч. Давайте-ка мы с вами, батюшка, рюриково покушение продолжим. Только не откладывая в долгий яшик, не то… не то я сам, смотришь, в него угожу.

Крузенштерн вежливо запротестовал: Николай Петрович-де еще столько же проживет, сколько прожил, но старик его оборвал:

— Нет, нет, что там, Иван Федорыч. Прошу ко мне в следующую пятницу, поговорим подробнее.

* * *

Их имена не значатся в летописях мореплавания. О них не пишут в книгах о путешествиях. Но когда ты, командир корабля, стоишь на шканцах и ощущаешь — не видишь, а именно ощущаешь всем своим нутром, — как 750-тонная трехмачтовая громадина, несущая более ста человек экипажа, пушки, боеприпасы, продовольствие, грузы, легко и плавно одолевает крутую океанскую волну, тогда ты не можешь не вспомнить терпеливых и сметливых тружеников, корабельных дел мастеров.

Добрый же шлюп соорудили они для похода Коцебу в Тихий океан и обратно в Балтику. И добрым словом помянул капитан-лейтенант тех, кто жил, не расставаясь с топором, пилой и отвесом, жил за Невой, в охтенской слободе.

Еще один парусник, сработанный их загрубелыми, покрытыми ссадинами руками, шел нынче в Атлантике, как ходили по морю корабли крепостных охтян со времен Петра Первого.