Каждый уик-энд Блэк-Джек добавляет к своим лекциям какой-нибудь новый штрих или практическое занятие. Предположим, его с девочками в воскресенье приглашают на семейный праздник. В ответ он велит передать, что не знает, смогут ли они найти время. Ведь они так заняты! Они буквально нарасхват, их засыпают приглашениями! И вот, в назначенный день, с нарочитым опозданием (это признак высшей изысканности), все трое являются в дом, где их уже перестали ждать, и там, в узком семейном кругу, их встречают с восторгом, благодарят за то, что пришли, и всячески ублажают. Джеки с восхищением глядит на отца: он оказался прав. И это открытие — как магический дар, коим она впоследствии станет пользоваться очень искусно, почти виртуозно. И однажды ученица превзойдет учителя, но он уже не сможет быть свидетелем ее триумфа.

Так маленькая Джеки усвоила науку лицемерия, притом усвоила блестяще. Она умела вести себя в обществе с царственным бесстрастием, даже когда в душе вся холодела от страха или сжималась от смущения. Достаточно было вспомнить отцовские наставления — выше голову, улыбайся, держись прямо, — чтобы все взгляды устремились на нее, и от робости, которая сковывала ее минуту назад, не осталось и следа.

И постепенно она начинает терять связь со своим подлинным «я». Прячет в тайниках души свою правду, гораздо более суровую и непростую. Ведь она непохожа на то, чем кажется. Не чувствует ни уверенности в себе, ни равнодушия к другим. У нее словно появился двойник, который ей глубоко чужд, и она усваивает повадки этого двойника. Временами это бывает удобно, однако мешает развитию ее собственной личности. Когда настоящая Джеки вдруг заявляет о себе, то сама пугается больше всех. Ей непонятно, что происходит, она словно на краю пропасти, теряет почву под ногами, приходит в панику. Кто она, эта незнакомка? Откуда она взялась?

Увы! В воскресенье вечером надо возвращаться домой. Из волшебного мира Джека Бувье переноситься в тусклый, обыденный мир Дженет Ли. Вдобавок, когда девочки показывают Дженет роскошные подарки, гордо прохаживаются перед ней в чудесных новых платьях, взахлеб рассказывают о двух сказочных днях, проведенных с папой, — «папа сказал…», «папа сделал…», «у папы так здорово, потому что…», «папа разрешает нам…» — это, понятное дело, не улучшает ей настроение.

Мама отправляет их спать ровно в восемь и получает от них на ночь холодный формальный поцелуй, полный сожалений о минувшем уик-энде.

Как всякий ребенок, чьи родители развелись, Джеки очень быстро поняла, что сможет добиться поблажек от строгой матери, если будет расхваливать привольную жизнь у отца. Дженет приходит в ярость, но не поддается. И все же, случается, уступает. Ей не под силу соперничать с бывшим мужем, у нее нет ни таких денег, ни такого умения пускать пыль в глаза. Но, уступая, она клянется себе, что рано или поздно сведет с ним счеты. А пока вымещает злость на детях. И чаще — на Джеки. Бьет девочек то вешалкой, то щеткой для волос и приказывает гувернантке шлепать их каждый раз, как они упомянут отца. Если Джек Бувье учит дочерей, как стать особенными, неповторимыми, как обратить на себя внимание, а главное — не походить на других, то Дженет стремится к прямо противоположному. Она выходит из себя, когда Джеки важничает, критически разглядывает ее и дает понять, что находит жизнь матери второсортной и жалкой.