Двор благоухал от аромата разогретой говяжьей тушенки – зубы даже заломило от запаха, так захотелось есть. Лепехин присел на ступеньку крыльца. Услышав скрип, Ганночкин живо обернулся.
– А-а, проснулся? Сейчас обедать будем.
– Почему так тихо в деревне? Утром было тихо, сейчас тихо, а? Будто мы в тылу.
– Почему, почему?.. По кочану да по кочерыжке. Много знать будешь, скоро состаришься, – рассмеялся Ганночкин, повернул к Лепехину лицо. Лицо у него было широким, некрасивым, до пьяной красноты разогретым близким огнем, щеки полыхали, глаза же, вернее, глазки – неопределенного серого, с прозеленью цвета, с белками в мелких кровяных прожилках – были добрыми, ребячьими.
– Старкова не нашли?
Ганночкин не ответил. Он резко выкрикнул:
– Посторонись! – Стремительно и тяжеловато пронесся мимо Лепехина, загремел ступенями крыльца. Через мгновенье вновь показался в дверях, поманил пальцем:
– Обед гот
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|