Ко времени, когда их суденышко пересекло гавань и подошло к берегу, Лайлокен сумел выбраться из гамака и, пошатываясь, добраться до фальшборта. Медройт покосился на него и тут же снова отвернулся, глядя на берег. Там уже начал собираться народ — судя по внешности, рыбаки — поглазеть на недоумков, вышедших в море в такой шторм. По крайней мере вооруженных солдат в этой толпе не было, хотя со стороны крепости в их сторону кто-то уже направлялся: там не могли не заметить, что судно не ирландское, так что подлежит проверке. Впрочем, Лайлокен еще не настолько отошел от морской болезни, чтобы испугаться по-настоящему, да и Медройт, похоже, не испытывал от этого приключения ничего, кроме возбуждения.

Киль заскрежетал по дну, они бросили якорь, и сырой, тяжелый парус с грохотом опустился. Матросы перекинули через фальшборт веревочную лестницу, Медройт тут же соскользнул по ней вниз и встал почти по пояс в воде, придерживая конец лестницы для Лайлокена. Тот постоял еще несколько секунд, борясь с тошнотой, потом буркнул капитану: «Пришлите кого-нибудь на берег с товаром, ладно?» — и с опаской полез следом за Медройтом. Вода оказалась холодная, и он тут же промок до нитки, выбираясь на берег.

— Могли бы хоть причал построить, — буркнул он себе под нос. Медройт только хихикнул.

Толпа рыбаков на берегу разрослась к этому времени до вполне солидных размеров. Кроме мужчин и мальчишек, в ней виднелись уже и женщины, державшиеся, правда, подальше от воды. От хора голосов на тарабарском гэльском наречии Лайлокену сделалось еще больше не по себе, однако оружием никто пока не размахивал, и это немного успокаивало, тем более что в толпе уже явно поняли, кто к ним прибыл.

Не прошло и минуты, как толпа расступилась, пропуская им навстречу отряд из крепости. Вновь прибывшие были вооружены древними мечами и длинными кинжалами на поясах, однако мечи оставались в ножнах, а обладатели их выказывали скорее любопытство, чем опасение при виде горстки бриттов, оказавшихся вдали от родных берегов. Возглавлявший отряд мужчина, коренастый тип с иссиня-черными волосами и ярко-голубыми глазами, оглядел их с ног до головы и задал им вопрос на языке, от одного звука которого у Лайлокена свело судорогой язык.

Лайлокен, назначенный Морганой посланником, непонимающе развел руками.

— Мы не говорим по-гэльски, — произнес он по возможности медленно и внятно. — Есть у вас кто-нибудь, говорящий на языке бриттов?

Мужчина нахмурился, задумчиво потеребил свою окладистую черную бороду, потом повернулся к стоявшему рядом подростку и произнес что-то, напоминавшее мяуканье полузадушенной кошки. Мальчишка бросился по пляжу в направлении крепости. Пока все в напряженном молчании ждали, что же случится дальше, одна из женщин принесла бриттам тяжелые сухие плащи, чтобы те согрелись хоть немного, накинув их поверх мокрой одежды. Медройт, чуть покраснев, благодарно улыбнулся ей, что вызвало оживленное хихиканье у девиц помоложе, наблюдавших за ними из-за материнских юбок.

— Они напоминают нас больше, чем я мог предполагать, — удивленно заметил Медройт. — Вот уж не думал, что они о нас так позаботятся. — Плащи и впрямь оказались весьма кстати, поскольку ветер в порту дул довольно-таки холодный.

— Ага. — Лайлокену удалось наконец более-менее совладать со своим желудком. — Дела торговые редко идут наперекосяк с самого начала. Войны в таких вот тихих бухточках и начинаются с того, что ты запросишь за свой товар или как ты отзовешься об их цене. Гордость — штука хорошая, только если она не доводит тебя до беды… тем, скажем, что не склонил вовремя головы.