— У меня есть одна идея, — подал голос Шелленберг. — Помните, Штирлиц, ваш русский классик Теодор Достоевски написал роман под названием «Попок»? Очень похоже на нашу ситуацию: там все умерли, но тем не менее как-то разговаривают между собой…

— Во-первых, дорогой Вальтер, этот Достоевски — никакой не «мой», не надо меня ловить, все равно не поймаете, — тотчас же отреагировал Штирлиц. — Во-вторых, это не роман, а рассказ. В-третьих, он называется не «Попок», а «Бобок», от слова «боб», то есть растение семейства бобовых, или, вероятнее всего, от слова «бобок», синонима вишневой косточки, или, возможно…

— О’кей, Штирлиц, о’кей, мы все прекрасно знаем, что вы умный и эрудированный, — вмешался Даллес. — Давайте уже, наконец, проедем «в-третьих». Что у вас «в-четвертых»?

— …или, возможно, от имени Боб, уменьшительного варианта имени Роберт, — как ни в чем не бывало продолжил Штирлиц. — А, в-четвертых, уважаемый мистер Даллес, в рассказе все герои обладали информацией, что они умерли. У нас же, прошу заметить, собрались в основном живые… ну если, конечно, не брать в расчет Клауса, Плейшнера, Рольфа с Барбарой и еще Гельмута…

— И почему, интересно, меня здесь никогда не принимают в расчет? — напряженным тоном поинтересовалась Барбара. — Раз натуральная блондинка, так что — непременно идиотка?

— Барби, куколка, вы прелесть, — рассеянно утешил ее Даллес. — Не дуйтесь. Штирлиц просто имел в виду, что вы, в некотором смысле, мертвая натуральная блондинка… Послушайте, господа! Кто-нибудь, объясните мне: разве бывает в природе такое место, где грань между живыми и неживыми отсутствует?

— Еще как бывает, — ухмыльнулся Клаус. — Дахау, например.

— Нет, мы вряд ли в концлагере, — усомнился Холтофф, — что-то я здесь не вижу ни вышек, ни охраны с овчарками, ни бараков, ни проволоки — вообще ни черта я вокруг не вижу…

— Ну так сбегите отсюда, герр Холтофф, — фыркнул Клаус. — А? Чего? Не можете? А раз все равно не можете, то зачем охрана и вышки? Лично я думаю, что мы пока в чистилище. Там, наверху, еще, наверное, не решили, куда нас теперь — в ад или в рай. Как вам, пастор, такая версия? Принимается за основу?

— Эта гипотеза не лишена известных резонов, — тщательно подбирая слова, сообщил пастор. — В канонических богословских текстах нет четких описаний этого места, а визионерские фантазии великого Данте — только лишь литература. Другое дело, что наше совместное пребывание в чистилище, честно говоря, с трудом увязывается с известной теодицеей Лейбница, потому что…

— …потому что Лейбницу посчастливилось не дожить до Кальтенбруннера! — звонко расхохотался физик Рунге. — Если бы Лейбница били по почкам в гестапо, он бы очень быстро усомнился в благости Бога… Извините меня, пастор, ни в коем случае не хочу обидеть персонально вас, но вы явно не в теме… «Ад», «рай», «чистилище» — смешно слушать. В ситуации, в которой мы оказались, гипотеза Бога и дьявола не работает. О чем вы спорите? Мы с вами не умерли и не живы. Мы вообще не люди…

— Молчи, морда жидовская! — заорал Кальтенбруннер.