Это меня устраивало и давало мне шансы более насыщенно провести вечер.
Говоря по телефону, я задумчиво перебирала кости в левой руке. Двинув ею неосторожно, я задела о подлокотник. Боль пронзила локоть. И кости высыпались на столик самопроизвольно: 4 + 21 + 25 — «Позор и бесчестье падут на ваш дом, если вы не сумеете критично оценить положение вещей».
Вот это номер. Страшная угроза, милые. Отказаться от мероприятия возможности нет — с минуты на минуту прибудет машина. Остается одно — попытаться «критично оценить положение вещей».
Глава 3
Благодаря пунктуальности Сабельфельда я прибыла в «Русь» одной из первых. На двери красовалась вывеска «Для посетителей закрыто. Банкет». По стенам зала ресторана были протянуты гирлянды из гелевых шариков, ярко-красные чередовались с ослепительно белыми.
Эстрада, где уже разместились музыканты, настраивающие инструменты, была заставлена по краям огромными корзинами с цветами. Столы, застеленные белоснежными скатертями, стояли буквой П. На них тоже цветы. Нестройный гул голосов и инструментов, умопомрачительные запахи, деловито снующие официанты в белоснежных фартучках, накрывающие столы, — все свидетельствовало о грандиозности намечающегося банкета.
— Вы обворожительны, Таня. Зеленый цвет так идет вам, — сказал Сабельфельд, заботливо принимая у меня шубу.
— Спасибо. Я рада, что вам понравилось.
Оставив вещи в гардеробе, мы прошли в зал.
Гости, прибывшие на банкет, объединившись в небольшие группы, вели неспешную беседу. Не будь рядом Сабельфельда, я была бы жутко одинока среди них. Он представил меня как старую знакомую.
— А это, Таня, моя жена и ваша тезка Татьяна Александровна. Познакомьтесь, пожалуйста.
Жена Владимира Ивановича — сероглазая изящная среднего роста женщина, с черными как смоль волосами, мило улыбнулась мне:
— Очень приятно, Татьяна Александровна.
— Взаимно.
Я узнала в ней женщину в собольей шубе, беседовавшую в банке с молодым человеком. На вид Татьяне Александровне было лет тридцать, не более. У меня закралась мысль, что для нее брак с Сабельфельдом был скорее удачной сделкой, чем венцом безумной любви. Хотя мое мнение может быть необъективным, ведь в обаянии Владимиру Ивановичу не откажешь.
После поздравлений и торжественных речей гости заняли места за столом.
Я оказалась рядом с Сабельфельдом, разумеется, не случайно. Ведь мне предстояло совмещать приятное с полезным, точнее, с необходимым.
Море шампанского и коньяка потихоньку начало делать свое дело. Негромкий светский разговор за столом плавно набирал обороты. Гости постепенно становились более словоохотливыми и громогласными. Тосты за здравие и процветание компании следовали один за другим. В некоторых из них сквозила откровенная лесть.
Я, наученная горьким опытом прошлой ночи и очередным предостережением косточек, за каждый тост выпивала лишь по глоточку шампанского. И меня безумно смешили метаморфозы, происходившие с гостями.
Владимир Иванович пил «Довгань».
— Я предпочитаю крепкие напитки, Таня.
— Я заметила. Недремлющее око детектива фиксирует обстановку, — пошутила я и улыбнулась.
— А зафиксировало оно что-нибудь, относящееся к нашему делу?
— Владимир Иванович, по-моему, вечер еще даже апогея не достиг. Делать выводы рано.
Ответив Сабельфельду столь обтекаемо, я немного слукавила. Кое-что я для себя все же отметила. Напротив Татьяны Александровны сидел тот самый молодой человек, с которым она мило беседовала в банке. И мне показалось, что ее взгляд преображался, когда она на него смотрела. У меня появилась мысль, что именно тут я найду ниточку, которая поможет мне размотать клубок. |