Изменить размер шрифта - +
Сохранить Дана, хоть его голову, – это, наверно, стало у нее пунктиком, соломинкой для утопающего. И пред этим спасовали все психические атаки Амеб; а ведь как, поди, старались! Сфероматрицы инакомыслящей Амебы она уничтожила; и кристаллоблоки, образцы, снимки, записи – все, где хоть намеком могло обнаружиться существование на планете этих далеко не простых Высших Простейших… А с головой Дана вышла осечка. Или решили не отнимать последнюю игрушку у забытого, но упрямого ребенка: пусть, мол, тешится, что это изменит!.. Недооценили знания и волю людей.

Ага, вот и его, Арно, лицо появилось на экране, оттеснило видения. Но такое странное: зловещее, холодно‑властное! Это, наверно, тот момент, когда он мягко и настойчиво пытался отобрать у Ксены сосуд‑гермостат с головой Дана.

Она не отдавала. Даже он тогда показался ей чужим, враждебным, выдуманным Амебами… Бедная, бедная Ксена!

«Вот оно что…» Зря пострадали те психологи: не слаба была Ксена, не слабее других. Не горе от гибели Дана ввергло ее в депрессию и невменяемость – а то, что причиной этой гибели, и ее горя оказались высокоразумные существа, выше людей по знанию и историческому развитию, что использовали они для убийства и порабощения ее психики самые высокие свои знания, надругались жестоко и расчетливо – ради стремления к болотному покою. Именно это убило в ней веру в разум, в людей, в себя – и хорошо, что удалось восстановить все, вернуть.

«Вот оно что…» Да и ему ли удивляться, что Амебы так ее подчинили? Он и сам в те считанные часы на Одиннадцатой находился в их психическом поле. Эта «нож‑скала», орудие убийства – он ее даже не осмотрел как следует, не заснял. Не придал значения. И тому, как удивительно мало данных собрано за пять недель работы на планете, тоже. И легковесная версия, что Дан «фигурял» и допустил оплошность, подсказалась ему там… Сейчас Арно было неловко видеть на днище‑экране высвобождающегося из кресла и проводов седого, с чужим обликом, но все‑таки Дана, своего товарища, которого он, получается, опорочил.

Планета с психополем – новое в астронавтике! Вот как их всех там обставили: и причины не те, и версии ложны.

И приговор ему, выходит, ошибочен.

Арно почувствовал, как внутри у него все расслабляется, размякает. Передача кончилась, квадрат на днище «лапуты» погас. Ярче стали видны обильные звезды и огни Космосстроя. Но вот и они расплылись все вдруг. Арно тронул пальцем мокрые глаза, потом лизнул палец: и верно, соленые… «Ничего, – утихомиривал он себя, – раз в жизни можно. Зная слабость, буду потом там еще крепче. Ничего…»

И понял он, что жил все эти годы будто со стиснутыми зубами. Понял, как трудно с ним, затаившимся, зажавшим душу в кулак, было Ксене. «Кто кого больше поддержал: я ее или она меня?..»

Нет его вины – и будто не было этих трех лет! Арно упруго поднялся. Да теперь дело и не в том, не в мере вины: вон ведь что замаячило в далекой перспективе – такой, как у Амеб, финал спокойной жизни человечества. Нет, подобный финал – не для людей. Теперь астронавты очень даже будут нужны; такими, как он, кидаться накладно.

Он пошел будто побежал изящно‑стремительной походкой вниз, к берегу, к пристани дисковых катеров. Катер домчал его к сверкающим огням на мысу, к станции общепланетной хордовой подземки. У спуска, возле шеренги сферодатчиков, он замедлил шаг, остановился в колебании: «Связаться с Ксеной? Надо ли? Хватит ей на сегодня переживаний… Спасибо тебе, Ксена, боль моя!.. А, свяжусь с Луны». Он направился к эскалатору.

Не было уже боли, исцелился. Не Ксена нужна была ему, не теплая лирика, душевная благодать – звезды.

Через две минуты вагон подземки нес Арнолита – астронавта, командира – к Гималайской катапульте.

Быстрый переход