в которой с улицы томно влетали кусочки танго

А теперь уже не любишь, раз она тебя бросила?

Кто ты? Кто со мной разговаривает?

Не любишь?

Как же я могу любить ее, когда ее нет рядом…

Значит, она не нужна тебе, если ты ее не любишь!

Я не понимаю! — взмолился Леон.

Ее давно нет с тобой рядом, ты давно не нуждаешься в ней, о чем же ты сейчас переживаешь?

Сок из лунного сыра заструился сильнее, а во рту пересохло от жажды, отдававшейся в сердце горьковатыми уколами. Леон сел на диване, голова кружилась в звенящей пустоте, а губы горели. Он с трудом добрался до ванной и жадно пил из-под крана, дрожащими руками держась за край раковины.

«Королева, королева, в пруду!» — водяным голосом пропела луна.

Вот дрянь, нигде от нее не спрятаться! Катрин, моя королева, хоть ты не бросай меня! Ты же видишь, я без тебя не существую, я не могу прогнать даже луну… Леон услышал собственный стон:

— Катрин! Катрин!..

Море налетело лиловой темнотой, луна закружилась, напоследок ударив Леона в грудь копытом, она была совершенно гладкая, на мгновение Леон даже увидел в ней свое отражение и с негодованием отпихнул руками. Все вокруг закачалось, а луна почему-то рассыпалась, звенящими осколками разлетаясь по кафельному полу вокруг Леона…

Да нет же, луна не стеклянная, подумал он, я точно помню, она из сыра! Он протянул руку и сжал блестящий кусочек луны, ведь из луны все время тёк соленый сок! Но лунный осколок по-собачьи впился в его ладонь зубами. И вокруг вдруг стало совсем светло. Белый кафель с золотистыми прожилками, блестящие хромированные краны, ослепительно белая ванна. А из руки вместо лунного сока текло что-то ярко-алое. Ну да, цвета крамуази, цвета королевских одежд! Конечно, она королева, королева Катрин… Боже мой!

в которой Леон огляделся

Он обмотал полотенцем ладонь и туго перетянул запястье. Кажется, у Катрин в сумочке был аспирин. Леон открыл ее сумочку, оттуда пахнуло духами. Не смей, сердце, не сдавайся, мы с тобой должны отыскать наших девочек. Он выпил две таблетки и прилег, чтобы подождать, когда они подействуют, прислушиваясь, как кровь пульсирует в порезанной руке. Хорошо, что левая, думал Леон, какой же я портной без правой.

— А вот дочери портного одеться не во что, — задумчиво сказала Клодин.

— Ты тоже живешь в этом отеле? — обрадовался Леон. Она стояла у его изголовья. — Ты отлично выглядишь. — На вид ей было не больше двадцати пяти.

— Ты все такой же простодушный, милый, — сказала покойная жена, — я живу совсем в другом мире.

Она ведь наверняка знает про Клео, подумал Леон, и про Катрин тоже, только спрашивать очень страшно.

— Ничего страшного, просто я не знаю, кто такая Катрин.

— Прости, но я, видишь ли, женился. — Только бы она не обиделась и рассказала про Клео!

— А… Поздравляю!

— Клодин, Клео?..

Клодин с улыбкой пожала плечами, прошлась по комнате, резко остановилась и спросила:

— Тебе нравятся мои стихи? — И, не дожидаясь ответа Леона, глядя куда-то поверх его головы, словно строки были написаны на стене, начала читать:

в которой я услышала глухие удары

— Ты садист, Гарри, садист, садист, я убью тебя!

Потом поняла, что на меня никто больше не давит, но все вокруг пронзительно воняет джином и той же кислятиной, а плечи, грудь и голова налились тупой, невероятной тяжестью. Я попыталась пошевелиться и почувствовала, что у меня совершенно затекли руки, заломленные за спину, и нижняя часть тела.