|
Пусть женщина, перехватив мой взгляд, осознает уготованную ей роль. Смотрясь в окно как в зеркало, я приглаживаю волосы над ушами. Выпятив подбородок, поправляю галстук. Он не очень дорогой, но модный, только что поступивший в продажу. Я, разумеется, не считаю себя завзятым соблазнителем. Но положение мое весьма выгодно. У мужчины, увязнувшего в ревности, я похищаю женщину, увязнувшую в любви, — до предела простое химическое уравнение. Будь я обыкновенным соблазнителем, все было бы в порядке. Наконец женщина начинает реагировать, как это и предусмотрено химическим законом. Попробую-ка я, улучив момент, сунуть ей деньги и попрошу пораньше закрыть кафе и переспать со мной. Тогда реакция в полном соответствии с химическим законом пойдет с нарастающей скоростью и, наконец, достигнет апогея. А мужчина, взорвавшись, пробьет стену. И правильность химической реакции будет подтверждена. Я, естественно, тоже, избавившись от своей роли... хотя и не думаю, что все связи с прошлым порваны... Обрету, наконец, свой мир за поворотом... Из окошка снова высовывается белая рука — на этот раз, очевидно, мой кофе. Женщина, держа поднос в одной руке, подходит ко мне и отставляет стул, загораживающий узкий проход между столиком и стеной. Я поспешно отодвигаю вещи, раскиданные на столе. И, ясно поняв, что в них теперь нет никакой надобности, рассовываю по карманам.
Носовой платок (без инициалов)... спичечный коробок (из этого кафе)... сигареты (осталось всего четыре штуки)... пуговица от пиджака... темные очки... Темные очки? Глаза у меня болят, что ли? Судя по отражению в оконном стекле, вид у меня вполне пристойный. Одет скромно, костюм среднего качества, — в общем, не похож на определенную категорию людей, щеголяющих в темных очках. В том, что коммивояжерам и рекламным агентам приходится носить темные очки, нет ничего удивительного — им нужно незаметно следить за реакцией клиента. Если бы я был представителем фирмы, расположенной в отдаленном районе, и моя контора находилась в моем собственном доме, отсутствие проездного билета легко объяснялось бы именно этим. Но все равно, не слишком ли мало у меня с собой вещей? Не могу понять, почему нет ни одной визитной карточки. А может быть, у меня вошло в привычку всё складывать в портфель и оставлять его в камере хранения на вокзале? Когда женщина приблизилась к моему столику, на нем лежали лишь три вещи: обрывок бумаги, значок и сложенная вдвое визитная карточка. Я подумал, что с ними, наверное, связана какая-нибудь история, и решил не убирать их со стола, тем более что поставить кофе они не мешали. Кроме того, мне хотелось увидеть реакцию женщины. Не исключено, что эти вещи — такие, казалось, знакомые — помогут распутать нить воспоминаний. Женщина ставит кофе, молочник, сахарницу, наливает в стакан воды и, пока делает все это, по меньшей мере два раза бросает взгляд на оставленные вещи. Но никакой особой реакции я не замечаю. Если бы вместо них лежали сигареты, спички и пуговица, было бы, наверное, то же самое. Обманутый в своих надеждах, я, захваченный странным выражением ее лица, которое ему придают веснушки — по направлению к внешним углам глаз их становится все больше, — упустил момент задать ей несколько вопросов, самых общих, они были у меня заранее приготовлены. Один из вопросов, например: какой сегодня день недели? Сам по себе он никакого особого смысла не имеет. Но по ответу я мог бы судить, как воспринимает меня женщина, и, кроме того, эти ничего не значащие слова послужили бы прекрасной зацепкой для более важных вопросов. Во всяком случае, сегодня эта женщина — единственный знакомый мне человек. Хорошо, если бы она помогла мне. Очень бы хотелось, чтобы она по возможности рассказала все, что знает обо мне. Значит, нужно повести дело осмотрительно, стараясь не допустить ни малейшей оплошности. Судя по ее внешности, она не особенно склонна говорить о людях. Может быть, именно поэтому обладатель рук вынужден был упрятать себя за стену. |
