Вот и в этот тяжелый для Сани Бешеного момент Философ попробовал утешить приятеля вполне философской сентенцией:

– Да будет тебе, Сань, какая разница, где быть – по ту сторону или по эту? Вот скажем, Марк Аврелий говорил, что всюду, где можно жить, – можно жить хорошо!

Но Саню пример Марка Аврелия почему то не убедил:

– Иди ты знаешь куда со своим Аврелием!

Философ пожал плечами:

– Знаю! Как говорил Ясперс: «Самые глубокие противоречия между людьми обусловлены их пониманием свободы!»

Бешеный с чувством воскликнул:

– Какая тоска, мля, на воле народ уже в натуре салаты шинкует, а мы тут паримся! Слышь, Философ, выдай что нибудь умное! Только не про этого фраера Аврелия.

Философ, которому было не привыкать к тому, что его, как диковинного попугая, периодически просили сказануть чего нибудь эдакое, задумчиво посмотрел вдаль и, выдержав значительную паузу, таки сказанул:

– Писатель Фулгам рассказал историю о том, как один человек прихватил с собой пиво, бутерброды с вареньем, парашют и рацию, прикрепил свой шезлонг к метеорологическим зондам и взлетел, сидя в шезлонге, на три километра ввысь, прямо через взлетную полосу аэропорта. Когда его потом спросили, зачем он это сделал, он сказал: «А чего на одном месте сидеть?»

– Эх, хали гали сапоги сандали! – крякнул Бешеный и экспрессивно ткнул Философа в бок: – Точно! Прям в корень зришь. Ша, братва, с меня хватит! Я не я, если этот Новый год встречу на зоне!

Обхватив голову, Саня, казалось, о чем то усиленно размышлял, а вскоре, по итогам размышлений, он, довольно посматривая на дверь камеры и словно подмигивая надзирателю, сказал:

– А хрен вам с Аврелием! – и затянул песню:

А если посадят меня за решетку,

В тюрьме я решеточку порву.

Пускай луна светит своим продажным светом,

А я все равно убегу.

* * *

До Нового года оставалось два дня. Все эти разные люди собирались встречать любимый праздник, и они еще не знали, что судьба соединит их. То ли планеты выстроятся причудливым образом, то ли сближение коварного Юпитера с Луной так повлияет на их судьбы, но как бы там ни было – Новый год у них, таких разных, будет общий на всех… Впрочем, не станем забегать вперед.

Глава 2

Новый год всегда был ее любимым праздником, и теперь, когда до него оставалось два дня, Олеся честно постаралась настроиться на праздничную волну, но волна ускользала и терялась в море грусти. И уже и Новый год не радовал, и вообще ничего.

«Жизнь не удалась!» – охнула двадцатипятилетняя Олеся и замерла от ужаса: ей казалось, что после тридцати – это прямо загробная жизнь! Да, определенно, ее жизнь – псу под хвост. Личное счастье не сложилось, а главное, карьера певицы, о которой Олеся мечтала с самого детства, так и не задалась. Хотя вроде бы для этого все имелось: и голос, и яростная готовность работать, и внешность. Дед Василий вообще считал Олесю красавицей, но тут как в суде – показания близких родственников в расчет не принимали. Для деда, понятное дело, внучка самая лучшая. У самой же Олеси имелись отдельные претензии к мирозданию – например, очень уж она тоненькая, так и просится сказать тощенькая, и росточку бы побольше, и волосы зачем то непослушно кучерявятся, так что никакой плойкой не распрямишь, но в целом все симпатично – на сцену выйти можно! И тем не менее добиться каких то значительных успехов ей пока не удалось.