|
Руками вообще творил чудеса – не только наша двухэтажная дача построена им в одиночку от фундамента до конька крыши, но и на участках друзей остались его плотницкие шедевры. Друзья любили его и считали славным малым, пусть и не хватающим звезды за острые кончики. Я до сих пор думаю, что его настоящим призванием было мастерить и строить, а не создавать теории и рассчитывать уравнения. Просто он вырос на романтике глобальных идей. «Дай людям веру!» – как давно все же было сказано… В возрасте подростковой категоричности я пытался с ним спорить, доказывал, что хорошая табуретка лучше плохой теории, и, разумеется, без успеха.
Словом, у меня было нормальное, счастливое детство, которое не смог испортить даже переизбыток точных наук. За два года армии семья смирилась, что звезда Обрезкова не засияет на небосклоне отечественной физики. Но я не стал окончательно разочаровывать родителей, их убежденность в необходимости высшего образования оставалась непоколебимой. Я еще раз лязгнул зубами о гранит науки, только выбрал меньшее зло – факультет журналистики. И, к собственному удивлению, его окончил. Потом работал – по специальности и не только. Что еще о себе рассказать… Да, написал три историко-приключенческих романа. «Коса и сабля» – о временах опричнины, «Голоса деревянных богов» – о набегах викингов на славянские земли и «Утро фараона» – понятно, о каких временах. Все три книги опубликовало небольшое издательство, из тех, которые расплодились в середине 90-х и незаметно растворились в двухтысячных. Тиражи были маленькие, громкой славы книги не принесли, зато могу именовать себя не только журналистом, но и писателем. Звучит гордо. Теперь, когда возраст приблизился к сороковнику, хочется иногда позвенеть заслугами. Вот такая простая биография. Если вкратце и не обо всем…
В зеркале заднего вида я заметил, как Ева опять слегка улыбнулась, обозначив симпатичные ямочки на щеках. – Очень литературно, – одобрил с переднего сиденья Толик. – Это из какого рассказа? – В смысле? – Ведь вы же писатель, да? Это цитата? – Цитата, да. Из рассказа, – сознался я. – Не из моего. Толик удовлетворенно кивнул. Тоже интересный типаж. Не так бросается в глаза, как веселый Жора, но в его невозмутимости проглядывает явный фатализм ветерана, привыкшего не заглядывать вперед дальше очередной атаки. Он, похоже, в отличие от Багра, свою пайку жевал в казарме, а не в бараке. Машина тем временем выбралась из Москвы. Я смотрел, как за окнами машины мелькают поля, перелески, дома и домики. Быстро мелькали. Ева и в более цивилизованных местах не слишком придерживалась ограничений скорости, а на трассе с небольшим движением вообще разошлась, летела за сто пятьдесят. Водила она совсем по-мужски – мгновенно набирала скорость, резко притормаживала и обгоняла без колебаний. Пару-тройку раз мы проскочили мимо гаишников. Те явно обращали внимание на резвый джип, но, присмотревшись, волшебными полосатыми палочками не размахивали. Все-таки хитрые номера… Кого же она мне напоминает? И что, интересно, связывает красивую птицу Еву и двух таких явных орлов, как Багор и Толик? – неторопливо размышлял я. Можно предположить самое простое, что обычно связывает мужчин и женщин, но не похоже. Интим между людьми всегда заметен, здесь его нет. Ева держала себя с парнями… можно сказать, в повелительном наклонении. Как атаманша. Охранники, приставленные крутым мужем? Нет, сомнительно… Если присмотреться, проскакивают между ними чуть заметные искры сообщничества… Да еще бандиты с утра вместо завтрака, которые тоже здесь с какого-то бока…
Прошел огонь и воду, и горячие точки, но медных труб так и не выслужил – его слова. |
