Этот разговор промелькнул у меня в памяти, пока я укладывал тело пса в кузов машины.

— Погодите-ка. — Я обернулся. Хассан и его телохранитель стояли в нескольких футах позади меня. — Думаю, его следует похоронить здесь. Что скажете? Ведь именно здесь должен был быть построен музей?

Они переглянулись, и принц кивнул.

— Для нас было бы большой честью, Радклифф, если бы вы согласились оставить его здесь. Я просто уверен, что отец одобрил бы это.

— Хорошо. Думаю, место подходящее. Здесь ему будет, где побродить и что понюхать.

В машине нашлась саперная лопатка. Принц вооружился ею и отправился обратно на холм к высокой груде камней. Шатры бедуинов все еще были видны, выделяясь темными пятнышками на фоне красноватого горизонта. Там не существовало времени. Там просто не было места ни часам, ни этой когда-то использовавшейся для охоты крепости. Шкура и кости Кумпола постепенно растворятся в этой земле. Некоторое время они еще будут как те черные шатры — едва заметны, но в один прекрасный день исчезнут окончательно.

— Где бы вы хотели похоронить его? — В голосе Хассана слышалось сочувствие, и говорил он гораздо тише, чем обычно.

— Даже не знаю. Желательно там, откуда открывается хороший вид. Кумпол всегда любил поглядывать на окружающее, даже когда лежал.

— Тогда позвольте, я вам покажу. Пойдемте со мной.

Мы обошли развалины и оказались на другой стороне холма. Мир отсюда казался одной безмолвной бескрайней пустыней, расползающейся во все стороны и где-то вдали вливающейся во что-то еще более пустынное. От этого зрелища мне вдруг стало как-то тоскливо, и я особенно остро ощутил собственную незначительность. «Должно быть, ночью, когда греют лишь звезды, здесь очень холодно».

— Место, которое я хотел вам показать, вон там, — прервал мои мысли Хассан. Мы перебрались через груду камней и оказались на небольшой ровной площадке на самом краю холма.

— Это оно, — сказал я. — Откуда…

Мы переглянулись. Хассан поднял брови. — Вы знаете это место? — ничуть не удивившись, спросил он.

— Да, знаю. Ко вот откуда?

Он перевел взгляд на тело пса у меня на руках.

— Это верз привел вас туда, где он хочет быть похоронен.

Однако нельзя сказать, что в тот день я оплакивал только мертвых. В последнее время вся моя жизнь была похожа на какие-то американские горки в увеселительном парке: тебя так же швыряет из крайности в крайность, и едва успеваешь перевести дух после очередного крутого спуска, как впереди уже или головокружительный поворот, или мертвая петля, и вот ты несешься вверх тормашками, пытаясь понять, где ты, и взглянуть на окружающий мир под новым, совершенно непривычным углом. Само собой, я оплакивал и султана, и Кумпола не только потому, что лишился их любви и благородства, но еще и потому, что чувствовал себя виноватым, испуганным, даже растерянным. Погибли два хороших и, несомненно, наделенных волшебными силами существа, причем одно из них — спасая мне жизнь. Теперь же, когда со мной больше не было их доброты и их волшебства, как мне защититься от того самого мира, который их убил? Вид первой лопаты пустынной земли, брошенной в могилу Кумпола, а затем султана, покоящегося в своей могиле, были настолько ужасны и в то же время так завораживали, что я буквально почувствовал, как всего за какой-нибудь час изменилась температура моего духа.

Не глядя на меня, Хассан вдруг отрывисто фальшиво хохотнул.

— А я-то думал, вы действительно любили отца! Говорили, что построите музей в память о нем. Но теперь, похоже, стала очевидной истинная причина, да? Я, конечно, знаю, насколько вы знамениты, но, если по-честному, неужели вы действительно считаете, что кто-то заслуживает такой огромной суммы за проект одного-единственного дурацкого здания?

Я облизнул губы и сжал в кулаки засунутые глубоко в карманы руки.