Там снаружи стоял посол «строго между нами» Аввад, и я сначала подумал, что он встречает меня, но вскоре понял свою ошибку. При виде Хазенхюттля на лице Аввада расцвела широкая улыбка, он шагнул ему навстречу и взял из его рук чемодан. В тот же миг таможенник тронул меня за руку и велел остановиться и предъявить вещи для досмотра. А двое моих знакомых повернулись и двинулись прочь. Двери снова сомкнулись.

— Черт!

— Bitte?

— Я сказал черт! Хотите досмотреть мой багаж? Прошу!

Нельзя ли через этого ребенка снова вступить в контакт с моим наставником? Мне всего-то и нужно было минут десять-пятнадцать — просто выложить ему все и спросить: «Что я должен делать? А не хотите объяснять подробно, скажите хотя бы: горячо или холодно. Верное ли направлении указывает мой внутренний компас? « Эх, Венаск, Венаск! Я был уверен, что, сумей я войти с ним в контакт, он обязательно бы мне помог. И помог бы охотно. Николас Истерлинг. Да, мне обязательно нужно было увидеться с мальчиком, поговорить с ним, хотя бы попытаться.

Когда я, наконец, добрался до отеля, звонить было уже слишком поздно, но я был так возбужден неожиданно открывшейся возможностью и бодр, что, поднявшись в номер, просто бросил чемодан и тут же отправился побродить по Рингштрассе. Проходя мимо человека в телефонной будке, я заметил, что, перед тем как опустить в щель монетку, он снял шляпу. Интересно, он всегда снимает шляпу, когда звонит? Например, мой отец, заполняя налоговую декларацию, всегда ставил «Бал-маскарад» Верди. У Венаска была особая ложка, которой он пользовался только для приготовления супа. Привычки. Они делают нашу жизнь такой удобной! Я даже вздрогнул, внезапно осознав, что большинство моих приобретенных за многие годы сознательной жизни привычек в последние месяцы либо исчезло, либо заметно изменилось. Прогуливаясь и наслаждаясь вечерним прохладным воздухом, я размышлял над этой проблемой, прикидывая, например, как я в последнее время чищу зубы— оказалось, снизу вверх, хотя всю жизнь я чистил их слева направо. Я даже удивил проходившую мимо парочку, громко воскликнув «А всегда было слева направо! «. После этого я мысленно проглядел целую кучу своих привычек, равно как и многие другие свои склонности, и вдруг с беспокойством понял, что, сам того не замечая, за последний год неожиданно утратил здоровенные куски и части того целого, которым являлся прежде.

О чем это могло свидетельствовать? Плохо это или хорошо? Такой вопрос я задавал Венаску, наверное, миллион раз — «Хорошо это или плохо?» Сначала он отвечал мне, видя, насколько я сбит с толку и нуждаюсь в его помощи. Но, когда я стал поправляться, он изменил тактику: «А как ты сам думаешь, Гарри?». Или, однажды будучи не в духе: «Боже мой, да ведь это же единственное, что представляет интерес в жизни — попытаться самостоятельно выяснить, хорошо тебе или плохо. А ты все время ждешь объяснений от меня. Ты похож на идиота, не знающего, что такое секс. Он подходит к первому встречному и спрашивает: „Что такое секс?“ А тот ему и отвечает: „Отличная штука, вот только я из-за нее постоянно попадаю в неприятности“. Тогда идиот и говорит: „Спасибо, вот это-то мне как раз и нужно было знать. Теперь буду воздерживаться!“

Проходя мимо «Макдональдса», я сквозь сияющее сверкающее стекло витрины заглянул внутрь, и мне вдруг пришло в голову: а не исчезаю ли я постепенно вообще. Просто самыми первыми начали исчезать мои привычки, чего я до сих пор не осознавал, затем последовал нервный срыв, который начисто стер с доски почти все мое остальное «я»… Вот с такими мыслями я и вошел в желто-красную счастливую страну вечного чизбургера. Стоящая за прилавком усталая восточного вида девушка, спросив, чего бы я хотел, попыталась улыбнуться. Я взял «биг мак» с колой и отнес их на ближайший столик.