Мой шикарный вид произвел совсем не то впечатление, которого ожидала тетка. И я узнал, что такое классовая ненависть. Весь класс — скопом и по отдельности — отказался сидеть со мной за одной партой. Вначале я никак не мог понять, что вызвало такую неприязнь у мальчишек и девчонок, но потом сообразил, что всему причина французский берет с помпоном (он слишком нравился девчонкам) и немецкий перочинный ножичек со множеством лезвий, который я по своему недомыслию старался показать всем, даже учительнице Клавдии Васильевне.

И хотя ножичка у меня уже не было, а берет с помпоном плавал в одном неприличном месте, отношения с классом у меня не налаживались. Я пытался драться. Вызывал «стукнуться» всех мальчишек подряд. После занятий мы выходили во двор, удалялись за сараи, а там… Там я оказывался в подавляющем меньшинстве: весь класс «болел», если так можно выразиться, за моего противника, у меня не было моральной поддержки, и л проигрывал все поединки.

Наконец я сообразил, как выйти из создавшегося положения.

Этот день я вспоминаю с теплотой… К концу последнего урока я выглянул в окно и увидел, что вокруг школы «дают круги» Лю-первый, Лю-второй, Лю-третий, Няо-маленькая, Няо — самая маленькая и кореец Ким.

Поэтому я, не задумываясь, пнул ногой сидящего впереди самого вредного в классе мальчишку, Левку Шлянкевича.

Левка дождался, когда Клавдия Васильевна начала писать на доске упражнение на дом (мы изучали букву «щ»), обернулся и трахнул меня книжкой по макушке…

Вызов был принят, я собирал тетради в ранец, а Левка шептался с соседями по партам…

Все в классе очень удивились, что я опять вдруг, ни с того ни с сего осмелел, — они ведь не знали, кого я увидел в окно.

Уроки кончились. Девчонки и мальчишки без особого шума окружили меня, чтоб я не удрал домой, прежде чем не побываю за сараями, как это случилось два дня назад.

Но сегодня я не хотел удирать. Наоборот! Я очень хотел скорее попасть за сараи.

Мы прошли туда. И тут все увидели, почему я не пытался убежать домой. Теперь у меня тоже была моральная поддержка: Лю-первый учился в пятом классе, Лю-второй — в четвертом, Няо-маленькая — в третьем, кореец Ким — во втором, Лю-третий — в первом классе и Няо — самая маленькая… Она еще нигде не училась. Но зато у нее в руках была палка.

Тут все из нашего класса заторопились домой. У всех сразу оказались срочные дела. Остался лишь один Левка. Он смотрел на крыши домов, скучал, потом вдруг сказал, что у него скоро день рождения и что он всех нас приглашает в гости. Мы очень любили ходить в гости, поэтому Левка сразу стал нашим лучшим другом, тем более он умел играть в шахматы и пообещал научить этой умной игре.

На другой день ко мне за парту села Нюрка. Она с первых дней учебы стала круглой отличницей, и у нее были какие-то свои соображения, чтоб дружить со мной. Я не возражал. Чего, пускай сидит!

Дело в том, что учеба у меня шла как-то неравномерно. Надо сказать, что склонения русского языка я усвоил еще до школы. «Ты, тебе, тобой, о тебе…» и так Далее. По-китайски это было всего-навсего одно слово — «та». «Та» — и все! И никаких «тебе», «о тебе», «тобой», «за тобой»… Я, правда, уже не путался во всех этих «ой», «ою», «ею». Но вот счет!.. Арифметика. Это было хуже. Арифметика куда труднее.

— Остаченко! — вызывала меня к доске Клавдия Васильевна. — Сколько будет три и пять?

Мне обязательно надо было сначала сосчитать по-китайски.

— Сань цзя у… — считал я вслух, — денюй ба… Будет восемь!

Я был очень доволен своими познаниями в арифметике, но Клавдия Васильевна оставалась недовольной.