В этот миг Городецкий увидел вблизи его насмешливо-умные глаза — таким взглядом мог обладать только очень независимый, влиятельный человек, уверенный в своих силах на все сто. И все это никак не вязалось с его прежним представлением о самодовольных, но трусливых чиновниках. Тут, в бывшем номере Тайванца, Аргентинец понял, что Александр Михайлович вряд ли принадлежит к сонму государственных служащих, пусть и очень высокого ранга, не был он похож даже на великих бизнесменов — он был птицей иного полета, не зря же кентовался с потомком чекистов. Какой птицей и какого полета, это нужно было выяснить, если, конечно, удастся, но держать его за лоха нельзя было ни в коем случае, иначе можно пролететь еще раз.

Выйдя из гостиницы "Украина", Аргентинец глянул на календарь своих наручных часов "Брегет", которые тоже когда-то выиграл в карты у залетного пижона, — в его распоряжении осталось ровно три недели. Александр Михайлович, конечно, прекрасно знал правила карточного долга: отсчет идет со дня проигрыша и первая отсрочка равна календарному месяцу. Неделя пролетела у него в душевных муках и сомнениях, теперь надо было действовать или отдавать квартиру, хотя о последнем не могло быть и речи.

Аргентинец начал активно искать деньги, чтобы попытаться отыграться в Барвихе, — туда было не принято заявляться без серьезной наличности, тем более тому, над кем висел внушительный долг. Хотя он сознавал, ка-кие пренебрежительные взгляды ожидают его там среди сытой публики, но надо было терпеть: другого катрана, где играют постоянно и по-крупному, он не знал. Но за следующую неделю, кроме пятидесяти тысяч, что ссудил Дантес, он больше ничего не нашел: обещали на будущей неделе, через десять дней, через полмесяца, а срок, отпущенный Александром Михайловичем, истекал. А с пятьюдесятью тысячами появляться в Барвихе было просто смешно. И впервые он пожалел о своей недальновидности — надо было не жадничать, а брать с собой в Барвиху Эйнштейна, чтобы там к нему привыкли, а сегодня, если бы нашел деньги, сыграть с ним на пару. Так они поступали крайне редко, в чрезвычайных обстоятельствах, когда позарез нужны были деньги. В этом случае выигрыш был гарантирован стопроцентно. У них были отработаны варианты без всякого шулерства — они всегда знали, что у кого на руках и что следует предпринять. Это далось месяцами изнурительных тренировок, а главное, у них обоих был особый картежный ум и нюх.

Прошла вторая и третья неделя, за которую удалось найти всего тридцать пять тысяч. Теперь даже теоретически был упущен шанс собрать нужную сумму, и Аргентинец заволновался всерьез, потерял еще несколько килограммов веса и теперь выглядел моложаво, под стать Тоглару. Не наклюнулась ни разу и игра по заказу, когда ему подставляли подготовленную жертву: богатого человека, лоха. Иногда в таких случаях случалось выиграть и сто, и двести тысяч, хотя приходилось делиться и с "загонщиками".

Все эти дни, занимаясь поисками денег, Аргентинец нет-нет да и вспоминал совет Дантеса — решить возникшую проблему с помощью наемного киллера, но каждый раз старательно гнал от себя эту мысль, все-таки он катала, а не примитивный мокрушник. Впрочем, если эта тайна с киллером когда-нибудь выплывет, то на картежной карьере тоже можно ставить крест, кто же сядет за стол с заведомым убийцей?

Когда до назначенного срока осталось четыре дня, Аргентинец запаниковал, вновь закрылся у себя в кабинете, всерьез подумывая о самоубийстве, — только так он мог сохранить квартиру за семьей. Он даже начал писать предсмертное письмо, обвиняя Александра Михайловича в несуществующих грехах, намекая, что его проигрыш был тщательно спланирован и что его угрозами загнали в угол.