— У вас что, неважно идут дела, если согласились на рискованную операцию? — недоверчиво спросил Тоглар, глядя на Неделина в упор. Странное впечатление производил этот "бизнесмен": он притягивал и отталкивал одновременно.

— Нет, наоборот. Дела идут прекрасно, грех жаловаться. — На лице Славы появилась добродушная улыбка. — А иду потому, что меня пригласил старый армейский друг. Сказал, серьезное мужское дело и гонорар солидный, думаю, стоит рискнуть. Но главное, себя проверить хочется на деле: ведь мы с Германом прошли особую, даже для спецназа, подготовку, нас готовили к таким делам! — Он сожалеюще вздохнул. — Молодость проходит, мне уже за тридцать, а навыки, по-серьезному, не пришлось применять в жизни. Лет через пять -десять они и вовсе могут оказаться ненужными...

— Да, для мужчины это серьезный аргумент, — сказал задумчиво Тоглар, — но вы ошибаетесь, Вячеслав, навыки могут сгодиться в любом возрасте. За моей спиной тоже морской десант, и служил в тех же краях, что и вы. Я внимательно изучил ваши биографии. Я иду с вами, хотя мне, увы, уже даже не сорок. Но я не намерен просить скидок на возраст и прятаться за ваши молодые спины.

Он достал из бара бутылку коньяку и предложил всем пропустить по рюмочке. Когда вся команда расселась поудобнее, Тоглар попросил внимания.

— А теперь я введу вас в курс дела. Мы должны появиться в одном из сел вблизи Грозного и добыть из подвалов одного охраняемого дома некий груз в упаковках, весом по шесть килограммов... Всего упаковок будет со-рок -пятьдесят, возможно, чуть больше, а может, меньше, сумма вознаграждения от этого не меняется. С грузом надо вернуться в Москву или хотя бы в Ростов, это рядом. Должен особо отметить, что в ходе подготовки операции каждый участник имеет равное право голоса, если мы что-то не учтем, не предусмотрим, не оговорим здесь, в Москве, за это придется расплачиваться или в дороге, или в Чечне. Просчет может стоить жизни всем — так что думайте, предлагайте. Но дорога в Чечню и из Чечни, если мы вернемся оттуда живыми, не представляет для нас серьезной опасности, хотя сейчас шмонают чуть ли не на каждом километре, а чем ближе к Грозному, там, кроме ГАИ, стоят блокпосты военных и казаков. Но мне, кажется, удалось найти способ передвижения, при котором нас или вовсе не будут тормозить, или крайне редко.

Видя, как напряглась от волнения его новая команда и даже Городецкий, Тоглар неспешно и обстоятельно продолжал:

— Идея моя заключается в особом транспорте. Не скрою, я выудил ее из памяти, из тех давних времен, когда сам служил на Тихоокеанском флоте. Так вот, тогда рядом с нами стояла небольшая часть химических войск. Была в части машина "рафик" с грозными эмблемами, означавшими смерть: череп с перекрещенными костями и надписью "радиация", а на ней водителем — один шустрый малый, у которого в нашей части служил земляк. Что такое земляк в армии, вам, служившим, объяснять не надо, да еще двадцать пять лет назад, -брат, да и только. И вот когда кому-нибудь из наших позарез нужно было смотаться в самоволку во Владивосток, мы прибегали к его помощи. А стояли мы в пятидесяти километрах от города, да и Владивосток, по тем строгим годам, был сверхзасекреченный, закрытый, патруль на патруле. Забьемся иногда по двое-трое в салон, набросим громоздкие свинцовые накидки и еще такой же шлем на коленях — и катим себе. Как только наш Толик начинает тормозить, мы быстренько надеваем эти шлемы-скафандры и сидим истуканами-чудищами. Порою откроет дверь какой-нибудь ретивый служака, а увидит нас и в ужасе дверями хлопает. Таким манером и назад нас Толик доставлял, подбирая в условленном месте.

— Отчаянные ребята! За такую прогулку в секретный город, да еще из спецчасти, могли припаять пяток к тем трем, что вы служили, — подал голос Леха.