Подстерегавший у перекрестка в красном «Меркурии» Питер Донофрио увидел сперва, как белый «Додж» Джилл Лоутон притормозил на углу и повернул направо. А затем увидел едущий следом «Шевроле» с двумя парнями, в которых нутром чуял легавых. Стало быть, за ней следят.

И Донофрио присоединился к этому кортежу.

— Смотри, не упусти ее, — сказал Хэзлит.

— Хочешь сесть за руль?

— Да нет. Только смотри, не упусти.

Джилл ехала на восток, в сторону континента. Белая машина, за ней было очень удобно следить даже в сумерках. Вот она свернула к югу, проехала по мосту Уиспер-Кей, затем повернула направо, к Хвосту, и продолжала двигаться на юг по направлению к Сарасоте. У светофора на углу 41-й и Рейнтри она свернула влево, а затем — резко вправо, к Рейнтри-Молл. Там, возле парка, находилась заполненная автомобилями стоянка. Они сбросили скорость.

— Паркуется, — пробормотал Хэзлит.

— Вижу, — кивнул Роулз.

Они проехали мимо нее, и в этот момент она выключила мотор.

— Смотри, глаз не спускай, — сказал Роулз.

— Вижу ее, — сказал Хэзлит.

Роулз припарковался — теперь «Шевроле» отделяли от «Доджа» несколько машин. Как это типично для всех женщин, ей понадобилось куда больше времени, чем мужчине, чтоб выйти из машины. Выключив мотор, она достала помаду, подкрасила губы, взбила волосы, словом, приготовилась произвести впечатление. Затем наконец вышла из «Доджа». Сидя в машине, детективы наблюдали за ней. На Джилл были синие джинсы, голубой хлопковый свитер, тапочки. Она вошла в парк. Они последовали за ней.

— Черт, не иначе, как собралась на сеанс в девять тридцать, — пробормотал Хэзлит.

— Что ж, мы тоже, — сказал Роулз.

Мэтью пил слишком много вина.

Наверное, потому, что было очень трудно получать удовольствие от ужина, когда справа от тебя сидит женщина, тщательно избегающая твоего взгляда. Женщина, которая только что сообщила, что собирается замуж за человека, напрочь лишенного чувства юмора. Сидит рядом за длинным столом, и на губах ее играет глупая улыбка, а слева сидит другая, которая говорит, что им ни в коем случае не надо было разводиться, что никогда ни с одним мужчиной ей не было так хорошо в постели, как с Мэтью, пусть даже порой он вел себя как последний сукин сын. Нет, это действительно было очень трудно. Случались в жизни Мэтью моменты, когда он искренне сожалел, что вышел из комы.

С другой стороны, сейчас уже половина одиннадцатого, и вечер близится к завершению. И скоро все это кончится, а утром снова взойдет солнце, держу пари на последний доллар, что взойдет. А может, и нет. Ладно, как бы там ни было, но полиция занялась этим делом, которое, наверное, с самого начала следовало бы отдать им под контроль. И если он, Мэтью, разыграл все карты правильно, то сегодня, впервые за долгое время, он хоть выспится по-человечески. И кстати, как могло получиться, что эта дамочка, совсем недавно лежавшая с тобой в постели голая и до слез хохотавшая над дурацким анекдотом об огромном члене, вдруг ни с того ни с сего посылает тебя к чертовой матери?..

Он, разумеется, не знал, что именно в этот момент двое людей, собравшиеся похитить чашу Сократа, пробираются в подвальное помещение, чтоб спрятаться там в чулане. И что чулан этот находится в каких-то двадцати футах от двери, за которой заперт музейный сейф.

Он налил себе еще один бокал вина.

В тесном чуланчике от запаха ее духов было просто нечем дышать.