|
Хуан заслонял собой весь мир, а она – она знала это – ничего ему не заслоняла. Он мог видеть не только вокруг нее, но и сквозь нее что-то другое. Она помнила, что, когда он ее ударил, ужас был не в самом ударе – били ее и раньше, и ей это было даже не отвратительно, а, наоборот, возбуждало ее, воодушевляло, – но ударил он ее, как букашку. Без всякого запала. Он даже не очень рассердился, просто был раздражен. И хлопнул надоеду, чтобы не шумела. Алиса пыталась лишь привлечь его внимание одним из немногих известных ей способов. То же самое она пыталась сделать сейчас, но по расфокусированному его взгляду чувствовала, что он ускользнул.
– Я стараюсь, чтобы в доме было уютно, красиво… и ковер, и бархатный гарнитур… а ты – извольте, уступаешь все чужим. – Голос ее терял уверенность. – А твоя жена всю ночь должна сидеть в кресле. Хуан не спеша поднял взгляд. – Норма, – сказал он, – можешь налить мне еще чашку кофе? И побольше сливок. Алиса разогревалась для новой вспышки гнева, чувствуя ее приближение, и тут Хуан неторопливо перевел взгляд на нее. Взгляд был теплый и веселый и опять сфокусированный: он смотрел на нее, и она знала, что он ее видит. – Тебе это не повредит, – сказал он. – Приятней будет спать сегодня на своей кровати. У Алисы дух занялся. Ее окатило жаром. Ярость превратилась в острое желание. Она рассеянно улыбнулась ему и облизнула губы. – Ну, паразит, – сказала она очень мягко. И глубоко, прерывисто вздохнула. – Яйца хочешь? – Ага. Пару в мешочек. – Я знаю, какие ты любишь, – ответила она. – Бекон подать? – Нет. Гренку и пару пончиков. Алиса ушла за стойку. – Когда же они вылезут? – сказала она. – Я бы хоть в ванную сходила. – Уже зашевелились, – отозвался Хуан. – Скоро выйдут. Там действительно шевелились. В спальне послышались шаги. Открылась какая-то дверь, и женский голос резко произнес: «Могли бы и постучать!» Мужчина ответил: «Простите, пожалуйста. Другого выхода не было – только через окно». Голос еще одного мужчины, надтреснутый, с властной растяжкой, сказал: «Стучать, мой друг, никогда не мешает. Ушибли ногу?» «Да». Дверь у края стойки открылась, и вышел маленький человек. На нем был двубортный пиджак и рубашка того бежевого цвета, который любят езжалые люди и зовут дорожным, потому что на нем не видна грязь. Костюм по той же причине был нейтрально-серый, а галстук зеленый, вязаный. Лицо у него было вытянутое, как щенячья мордочка, и глаза блестели вопросительно, тоже как у щенка. Тоненькие, аккуратные усики лежали на верхней губе, как гусеница, и когда он говорил, она словно выгибала спину. Зубы были ровные и белые, кроме двух верхних спереди, которые сияли золотом. Вид у него был полностью причесанный, как будто он и пух с костюма счищал щеткой для волос, а рубашка с неявными разводами, которые происходят от стирки воротничка в раковине и сушки в расстеленном виде на туалетном столике. В манерах его проглядывала застенчивая бойкость, а в лице – несколько вздрагивающее выражение, как будто он привык ограждать себя от оскорблений с помощью продуманных приемов. – Здравствуйте, люди, – сказал он. – Я как раз думал: где же вы ночевали? Ручаюсь, что сидя. – Сидя, – неприветливо подтвердила Алиса. – Ничего, – сказал Хуан. – Сегодня пораньше ляжем. – Починили автобус? Думаете, доберемся в такой дождь? – Обязательно, – сказал Хуан. Человек, хромая, обогнул край стойки и, морщась от боли, сел за столик. |
