На Жору, внезапно лишившегося своей работы, жалко было смотреть: он еще больше надулся, покрутил в руках зеркальце, вздохнул, спрятал его в карман и тяжело опустился в кресло.

Альки уже не было в коридоре — убежал в свой отсек. Ушел за ним и Толя, достал с полки толстую, но очень легкую книгу со стрелочкой на переплете, включил самую малую скорость перелистывания страниц и большим усилием воли заступил себя читать о небесной механике Вселенной. От чтения его оторвал сигнал на обед.

— А где Горячев? — Колесников оглядел усевшихся за стол. — Что с ним? Жора, узнай!

Тот нехотя поднялся и скоро вернулся.

— Он просит, чтоб ему отнесли тюбик в отсек.

— Вот еще новости! — сказал Колесников. — Дисциплина для всех одна.

Все должны обедать в салоне и в одно время. По «Инструкции внутреннего распорядка и поведения членов экипажа «Звездолета-100»!

Колесников окинул всех беглым взглядом, что-то сообразил про себя, пошел к отсеку N 3 и привел Альку.

Алька молча сел за стол, отвинтил крышечку своего тюбика и принялся есть.

За столом стало очень тихо.

— Лен, хочешь? — прервал всеобщее молчание Жора и протянул ей свой тюбик, из которого была выжата только половина обеда.

Леночка вдруг отчаянно покраснела.

— Сам ешь! Тебе ведь все время не хватало.

— Теперь хватит… Это я так, ради смеха…

— Никаких дележек, — перебил его Колесников. — Ешь все сам, а то обессилеешь, едва будешь ноги волочить. Скоро прилетим на планеты, и тебе придется поработать. Не так, как на Земле. Но если экипаж не возражает, я выделю Лене, как единственной девочке на звездолете, тюбик со сластями из запаса, рассчитанного на праздничные дни. Нет возражений?

— Я возражаю! — поднял свое круглое лицо Жора. — Ей надо дать не один, а два тюбика!

— Спасибо, мальчики, мне и одного хватит.

— Голосуем? — спросил Колесников.

— Не надо, считай, что прошло единогласно, — сказал Толя.

Колесников принес тюбик в зеленую полоску и торжественно вручил Леночке.

— Спасибо, мальчики… Должна вам признаться! на первом месте у меня танцы, на втором — музыка, а на третьем… на третьем — сладости… Знала бы, что здесь не будет конфет, взяла бы десять килограммов!

Она не стала есть при всех сладкую пасту, а убежала в свой отсек.

— Хорошо, что мы взяли ее в полет, — сказал Колесников. — Что б делали без нее?

Внезапно Алька вскинул голову и выпалил:

— А я не согласен! Совсем не хорошо! Все трое прямо подпрыгнули в своих креслах и недоуменно уставились на Альку.

— Ого! — выдохнул Толя.

— Что с тобой? — крикнул Жора.

— Ничего! — сказал Алька. — Я… Я считаю… И это надо немедленно поставить на голосование…

— Нельзя ли покороче? — Колесников озабоченно наморщил лоб.

— Можно! — Алька набрал воздуха и вместе с ним набрался силы и решимости и отрезал: — Я считаю, что этого не должно быть… Чтоб никто в нее… Ну, вы понимаете… У нас ведь очень трудный, ответственный рейс…

— А… а кто ж это самое… в нее? — посмеиваясь глазами, спросил Колесников; все опустили головы и стали рассматривать то свои руки, то колени, то блестящую поверхность пластикового стола. — Может, ты, Обжора?

— Н-нет, — мужественно выдавил Жора.

— Ты, Толя?

— Да что вы! Как ты можешь…

— Уж не ты ли, Алька?

— Да, немножко… — сказал Алька.