Стараясь отойти от шока, Логан повернулся к Олафсону.

– Думаю, – медленно начал он, – покончить с собой таким способом может только тот, кто совершенно не в состоянии прожить хотя бы еще одну минуту. Он не мог ждать, когда получит доступ к таблеткам, оружию, автомобилю или сумеет забраться на крышу. Ему требовалось умереть. Срочно. Не откладывая.

Директор кивнул и подался вперед.

– Я не занимаюсь повседневными делами «Люкса» – эта обязанность возложена на Перри Мейнарда. Но я знаю Уилла Стрейчи более тридцати лет. Человек психически стабильный, сдержанный, в высшей степени благоразумный. Ко всему прочему, был одним из моих лучших друзей и шафером на моей свадьбе. Чтобы Уилл напал на кого-то… такое невозможно. И он никогда бы – никогда – не совершил самоубийство. Тем более таким ужасным образом. Его всегда отталкивало уродство, он избегал любого рода сцен. Поступок, свидетелями которого мы были, глубоко противен самой его натуре.

Олафсон наклонился еще ниже.

– Власти, разумеется, просто зафиксировали самоубийство, и на этом все закончилось. Они вообще весьма туманно представляют, что такое политические институты и кто в них работает. А полицейский психиатр, насколько я помню, отделался такой отпиской: «Короткий реактивный психоз, вызванный состоянием фуги». – Он горько усмехнулся. – Но я же понимаю, что это не так. И я понимаю кое-что еще: человек на видео – не тот, кого я знал. Вот так. Все просто – и все сложно. Поэтому мы и пригласили тебя.

– Не вполне мое направление, – сказал Логан. – Я – энигматолог, а не частный детектив.

– А разве здесь не энигма? – спросил Олафсон, и голос его задрожал от сдерживаемых чувств. – Я ведь только что сказал: человек на видео – не Уиллард Стрейчи. Уилл никогда бы так не поступил. И тем не менее налицо факт, отрицать который невозможно: он покончил с собой. Ты это видел. А я видел еще и тело. – Директор перевел дух и провел ладонью по лбу. – Нужно выяснить, что с ним случилось. И нужно это не мне, а «Люксу».

– Ты говоришь, что он был одним из лучших твоих друзей. Его что-нибудь беспокоило? В личной жизни? На работе?

– В последние год-два я видел Уилларда не так часто, как хотелось бы. – Олафсон махнул рукой в сторону заваленного бумагами стола. – Но, уверен, его ничто не беспокоило. Он не был женат, жил один, и такая жизнь вполне его устраивала. В финансовом плане был независим. Со здоровьем никаких проблем; весь здешний персонал проходит ежегодный медосмотр, и последний, два месяца назад, ничего не выявил – я сам проверял. Насколько мне известно, Уилл собирался уходить; однако об этом лучше поговорить с его ассистенткой Ким или же доктором Мейнардом. Но уверяю тебя, перспектива отставки ничуть его не пугала. В «Люксе» он был полным стипендиатом и внес огромный вклад в исследования, область которых сам же и выбрал. Ему было чем гордиться и ради чего жить. Когда мы обедали в последний раз, Уиллард много говорил о том, чем ему не терпится заняться в отставке. Он планировал тур по соборам Европы – увлекался архитектурой и архитектурным дизайном, много читал по этому предмету. Думал вернуться к музыке… Ты, наверное, не знал, что он был талантливым пианистом и получил классическое музыкальное образование? Долгое время, год за годом, ему приходилось отказываться от серьезной практики из-за занятости на работе. А еще Уиллард мечтал поплавать по Средиземному морю – он был неплохим моряком. Так что у него имелось все, ради чего стоит жить. Всё.

Почти минуту в кабинете стояла тишина.