Разумеется, мировой баланс был всегда умозрителен.

Но ослабление позиций России отражало прискорбные изменения реальных обстоятельств. Если в начале мирового конфликта Россия воспринималась как мощная самостоятельная величина, едва ли не способная собственными силами разделаться с Германией (уже упоминавшийся русский «паровой каток»), то по прошествии года русские генералы начали просить о помощи в военном оборудовании и оснащении. Гиганта наземных армий — Россию 1914 г. — никто и не пытался сравнивать с практически ничего не значащей в наземной силе Британией. Но через год ситуация изменилась — у Лондона возникла двухмиллионная армия, а русский порыв на фронтах угас — они просили винтовок и снарядов. Разумеется, западные союзники помнили об огромной, развернутой от Малой Азии до Скандинавии русской армии. Но общие результаты действий этой армии повлияли на оценку России как союзника.

К концу первого года войны Антанта уже не представляет собой союз равных. Ослабление России (и Франции) давало Британии шанс возглавить Антанту. Сошлемся на представленный правительству в июне 1915 г. меморандум Черчилля, в котором определялось политическое значение поражений французских и русских армий, создававших Лондону новые возможности. Британия, добавлял Черчилль, «владеет морями, в ее руках находится кошелек коалиции, она становится важнейшим арсеналом производства вооружений». У обеих сторон коалиции, России и Запада, возникали новые вопросы.

Насколько ответственна была оппозиция, насколько она преследовала конструктивные цели, способна ли она укрепить Россию, вовлеченную в страшную схватку? На Западе отмечали и беспечный радикализм, и бесшабашную для военных лет риторику, неблагоприятные для себя черты в программных заявлениях кадетов. Тревогу вызывала общая внешнеполитическая ориентация кадетов. Здесь не закрывали глаза на то, что кадетская партия — невероятно, но факт — даже в условиях войны весьма сдержанно относилась к союзу с Францией и Британией. Насколько можно проследить, эта традиция брала начало с 1905 г., когда после войны с Японией (и последовавшей революции) произошло явственное ослабление российского государства, что сделало как никогда актуальным вопрос о зарубежном кредите. В апреле 1906 г. французское правительство дало согласие предоставить заем в два миллиарда двести пятьдесят миллионов франков, но оно предоставило этот заем непосредственно царскому правительству, а не Думе, где заглавную скрипку играли кадеты. Французы особенно и де скрывали геополитического подтекста своих действий — они желали укрепления той России, которая была их военным союзником. Укрепление царского правительства возвышало Россию, но ослабляло оппозицию, и кадеты этого не забыли. С тех пор гласно и негласно кадеты, будучи, безусловно, патриотами, асе же воспринимали Антанту (и прежде всего Францию»), как своего рода гарантов царизма в России, гаранта того строя, который конституционно-демократическая партия считала неадекватным национальным русским задачам и который она, не прячась особо, стремилась заменить.

Кадеты стремились как минимум преобразовать абсолютную монархию в конституционную Были ли кадеты более деловиты, более конструктивны, чем царские чиновники, которых они готовились заменить? Западные эксперты сомневались. Лидеры конституционных демократов, как и прочие корифеи русского либерализма, были слишком умозрительными, слишком теоретиками, слишком книжными для людей действии. Понимание общих идей и знание политических систем недостаточно для управления человеческими делами, здесь необходим практический смысл, интуитивная оценка возможного и необходимого, быстрота принятия резолюций, четкость плана, пониманий страстей, обдуманная смелость — все те качества, которых, по мнению западных дипломатов, конституционные демократы были лишены Будучи на дружеской ноге с русскими либералами, западные дипломаты стремились не поощрять того, что им казалось политическим безрассудством, призывали лидеров кадетов к ответственности и осторожности.