Предположительно во второй половине июля 1941 года в этот лагерь прибыли первые эшелоны пленных. Численный состав там рос быстро: 10 августа в Хаммельбурге находилось 4753 офицера. Поскольку осенью 1941 года среди советских военнопленных разразилась эпидемия сыпного тифа и большинство лагерей было поставлено на карантин, Хаммельбург закрыли. Только с апреля 1942 года туда опять стали прибывать эшелоны с пленными.

В середине августа 1941 года в Хаммельбург прибыла группа сотрудников тайной государственной полиции (гестапо) для того, чтобы выявить среди пленных так называемых «особо опасных элементов» (политработников, интеллигентов и евреев). До лета 1942 года было выявлено и расстреляно в концлагере Дахау не менее 1100 офицеров.

В общей сложности в этом лагере было зарегистрировано 18 000 советских офицеров.

По воспоминаниям одного из советских военнопленных офицеров, в центре Офлага «находилось десятка полтора двухэтажных кирпичных казарм, складов, конюшен и административных зданий, а во все стороны расползались улицы стандартных деревянных, в основном трехкомнатных, бараков. Лагерь был разделен на 9 блоков, из них 3 русских. С прибытием нашей группы население этих русских блоков стало около четырех тысяч человек. Все три русских блока и один блок, где находились казармы немецких солдат охраны, были по одну сторону центральной части, а по другую был лагерь английских, канадских и американских пленных офицеров. Эти блоки были совершенно изолированы…»

В этом лагере немцы пытались использовать и профессиональные знания советских командиров. Например, там был создан военно-исторический кабинет, который возглавлял полковник Захаров. В работе кабинета также участвовали комбриг М.В. Богданов, комбриг А.Н. Севастьянов, полковник Н.С. Шатов, подполковник Г.С. Васильев и еще до 20 полковников и подполковников. Кабинет просуществовал до весны 1943 года, а затем был переведен в Нюрберг. Все участвующие в его работе находились на особом довольствии и получали особый паек.

«С июня 1942 г. всех пленных офицеров Красной армии от младшего лейтенанта до полковника включительно, имевших гражданские специальности, стали отправлять на работу в военную промышленность. Из Офлага Хаммельбург многих офицеров отправляли на авиазаводы «Мессершмитт» в Регенсбурге. В марте 1943 г. на заводе работали две тысячи советских военнопленных офицеров. Примерно треть из них — военнослужащие ВВС Красной армии, в основном авиатехники. Остальные две трети — из разных родов войск, офицеры, призванные из запаса, имевшие среднее или высшее техническое образование».

Петр Михайлович до своего освобождения в мае 1945-го работал в рабочей команде грузчиком на элеваторе. Как он сам напишет впоследствии: «Это были страшные годы…» Но он выдержал с честью и их, потому что сравнительно легко прошел фильтрацию, был восстановлен в звании майора и уже осенью 1945 года получил новое назначение.

«Оно выглядело несколько неожиданным, — подчеркнет в своей книге С. Смирнов. — Этот человек, который только что перенес страшный, истребительный режим гитлеровских лагерей и испытал на себе все бесчеловечные издевательства врага над людьми, оказавшимися в его власти, сейчас был назначен начальником советского лагеря для японских военнопленных в Сибири.

Казалось бы, человек мог ожесточиться там, в плену, и теперь в какой-то мере вымещать все, что он пережил, на прямых союзниках врага. Но Гаврилов… сумел с исключительной гуманностью, образцово поставить дело содержания пленных в лагере. Он предотвратил эпидемию тифа среди японцев, ликвидировал злоупотребления со стороны японских офицеров, через которых снабжались пленные солдаты. Я видел у него документы с выражением благодарности по службе за хорошую постановку дела в лагере.

Однако служить в армии ему пришлось недолго… и он был уволен в отставку, на пенсию.